— Вот и Генерал тоже так думает, — отозвался Рейф.

Джексон сплюнул в огонь и нагнулся над зверятами. Они почуяли его руки и закопошились еще быстрее, и Баярд заметил, что они не издают никаких звуков, даже не пищат, как щенки.

— Это просто опыт, — пояснил Джексон. — Ребята над ними смеются, но ведь они еще сосунки. Поживем — увидим.

— Не знаю, что ты станешь с ними делать, — грубо отрезал Рейф. — Они так и останутся недоростками. Ступай-ка ты лучше завтракать, Баярд.

— Поживем — увидим, — повторил Джексон и ласково погладил кучку крохотных тел. — Пока собаке меньше двух месяцев, о ней ничего сказать нельзя, верно? — обратился он за поддержкой к Баярду, пристально взглянув на него из-под косматых бровей.

— Ступай завтракать, Баярд, — настойчиво повторил Рейф. — Бадди уже ушел, и ты теперь один остался.

Баярд плеснул в лицо ледяной водой из жестяного таза на крыльце и отправился завтракать в кухню. Пока он ел яичницу с ветчиной и оладьи с патокой из сорго, Мэнди говорила с ним о Джоне. Когда он вернулся в дом, мистер Маккалем был уже там. Щенки неустанно копошились у себя в углу, а старик, сложив на коленях руки, с грубоватой добродушной усмешкой за ними наблюдал. Рядом сидел Джексон и, как наседка, не сводил с них заботливого взгляда.

— Иди сюда, парень, — приказал старик Баярду. — А ну-ка, Рейф, подай мне приманку.

Рейф вышел и тотчас вернулся с обрывком веревки, к которой был привязан кусочек свинины. Старик взял веревку, вытащил щенков, и весь выводок неуклюже закопошился на свету. Такого странного помета Баярд еще ни разу не видывал. Среди щенков нельзя было найти двух, хоть сколько-нибудь похожих друг на друга, и ни один из них ничем не напоминал какое-либо иное существо. Они не походили ни на лисицу, ни на гончую, хотя имели что-то и от той, и от другой, но, несмотря на нежный младенческий возраст, в них было что-то чудовищное, противоестественное и даже непристойное — у одного острая и злая лисья морда меж двух грустных и нежных собачьих глаз, у другого — отвисшие мягкие уши, героически пытавшиеся подняться, и у всех мягкие короткие хвосты, покрытые золотистым пушком, словно внутренность скорлупки каштана. Что касается масти, то щенки были всевозможных цветов — от рыжего до серовато-коричневого с расплывчатыми пятнами и полосами, а у одного мордочка была точной, забавно уменьшенной копией морды старого Генерала — вплоть до свойственного ему выражения печального и полного достоинства разочарования в жизни.

— Смотри, — сказал старик.

Он повернул всех щенят мордами к себе, потом помахал мясной приманкой у них за спиной. Ни один щенок не почуял мяса; старик стал размахивать веревкой прямо у них над головами, но ни один даже не поднял глаз. Тогда он сунул мясо прямо им под нос, но щенята, продолжая ползать на своих слабых детских лапках, с любопытством, но без всякого интереса на него взглянули и снова, сгрудившись в кучку, беззвучно закопошились на полу.

— Нельзя судить о собаках… — начал было Джексон, но отец не дал ему договорить.

— А теперь посмотри еще.

Одной рукой он сгреб щенят, а другой стал совать им в рот мясо. Они мгновенно жадно и неуклюже полезли через его руку, но он убрал мясо и до тех пор водил им по полу у них перед глазами, пока они не образовали нечто вроде ползущей петли. Тогда он отдернул мясо чуть-чуть в сторону, но щенки, никуда не сворачивая, спотыкаясь, ползли вперед, в темный угол, пока не ткнулись носами в стену, и тотчас же снова беззвучно и тихо закопошились. Джексон подошел, поднял их с пола и отнес обратно к огню.

— Ну скажи, будет, по-твоему, прок от таких охотничьих псов? — спросил старик Баярда. — Не чуют, не лают, и провались я на этом месте, если они хоть что-нибудь видят.

— Ты не можешь судить о собаке… — снова терпеливо начал Джексон.

— Зато Генерал может, — перебил его отец. — Эй, Рейф, позови-ка сюда Генерала.

Рейф подошел к дверям, окликнул Генерала, и пес тотчас вошел в комнату, слегка царапая когтями по дощатому полу. На его пятнистой шкуре блестели капли дождя. Он остановился и серьезным вопросительным взглядом посмотрел на старика.

— Поди сюда, — сказал ему мистер Маккалем, и пес неторопливо, с достоинством направился к нему. Вдруг он увидел щенков под стулом Джексона. Он остановился на ходу и с минуту смотрел на них завороженным, недоумевающим, полным бесконечного ужаса взглядом, потом с обидой и упреком посмотрел на хозяина, повернулся и пошел прочь, опустив хвост. Мистер Маккалем уселся и громко заворчал что-то про себя.

— Ты не можешь ничего сказать про собак… — снова повторил Джексон. Он нагнулся, собрал своих подопечных и встал.

Мистер Маккалем, ворча, раскачивался на стуле.

— Я не осуждаю старика Генерала, — сказал он. — Если б я при виде подобных тварей должен был бы сказать себе: «Это мои сыновья…» — Но Джексон уже ушел. Мистер Маккалем опять принялся громко ворчать и, явно забавляясь, с усмешкой продолжал: — Да, сэр, я наверняка гордился бы ими не больше Генерала. Подай-ка мне трубку, Рейф.

Дождь шел весь этот день, весь следующий день и еще назавтра. Собаки все утро слонялись по дому или ненадолго выходили во двор, но непогода быстро загоняла их обратно, и, растянувшись, они дремали у огня, который поднимал вонючие испарения с их шкур, покуда Генри не выгонял их из комнаты; сквозь открытую дверь Баярд дважды видел, как лисица Эллен, проворно пробежав по двору, робко скрывалась где-то за домом. Не считая Генри и Джексона, у которого был ревматизм, все остальные проводили большую часть дня где-то вне дома, под дождем. Но за едой все собирались снова, отряхивали на крыльце мокрую верхнюю одежду и с шумом ставили облепленные глиной сапоги к очагу, где от них поднимался пар. Генри приносил котел и кувшин, и, наконец, промокший до костей, появлялся Бадди.

Бадди мог в любое время дня извлечь свое тощее длинное тело из темной ниши за очагом, молча выйти из дома, и все те пять, шесть, двенадцать или сорок восемь часов, что он отсутствовал, Баярда преследовало смутное чувство, будто дом совершенно опустел, хотя в нем оставался Джексон, Генри и почти всегда Ли, пока он наконец не понял, что большая часть собак все это время отсутствовала тоже. Когда Бадди после завтрака исчез, Баярду сказали, что он пошел на охоту.

— Почему же он меня не позвал? — осведомился Баярд.

— Может,