Шлюпка стояла под самым бортом «Арктура». Гай развернул пушку и в прицел увидел Мансура. Жерло «убийцы» словно непристойно улыбалось.

– Я тебя предупредил, лживая свинья!

И он прикоснулся горящим фитилем к казеннику.

– Ложись! – крикнул Мансур и бросился на палубу. Экипаж не успел последовать за ним, и картечь прошила матросов. Под крики раненых Мансур приподнялся. Его рубашка была запачкана мозгами старшины шлюпки, еще три мертвых моряка лежали у борта. Два человека, зажимая раны, сидели в лужах собственной крови. Через пробоины в бортах в шлюпку лилась морская вода.

Мансур собрал уцелевших.

– Назад к «Духу»! – приказал он, и все схватились за весла. С кормы шлюпки Мансур крикнул Гаю, который продолжал сжимать рукояти дымящейся пушки: – Да сгниет твоя черная душа, Гай Кортни! Проклятый мясник! Ты стрелял по невооруженным людям, которые хотели проявить милосердие!

Мансур в ярости поднялся на палубу «Духа». Лицо его было белой маской гнева.

– Кумра! – гневно рявкнул он. – Поднять на борт мертвых и раненых, потом зарядить все орудия картечью. Я собираюсь дать ощутить этой предательской свинье вкус его собственного дерьма.

Кумра развернул «Дух» и повел его так, чтобы пройти в ста шагах от застрявшего «Арктура» – оптимальное расстояние, на котором картечь причиняет максимальный ущерб.

– Приготовиться к стрельбе! – крикнул Мансур пушкарям. – Расчистите его палубу. Убейте всех. А когда вы закончите, мы подожжем корабль, чтобы он сгорел до самой ватерлинии.

Он все еще дрожал от гнева.

Экипаж «Арктура» видел приближающуюся смерть и разбежался. Одни спасались внизу, другие прыгали за борт и неловко барахтались в воде. Только капитан Корниш и владелец корабля сэр Гай Кортни остались у борта и смотрели на нацеленные орудия «Духа».

Мансур почувствовал легкое прикосновение к руке и обернулся. Рядом с ним стояла Верити. Лицо ее было бледно, но спокойно.

– Это убийство, – сказала она.

– Твой отец убийца.

– Да. Но это мой отец. Если ты это сделаешь, ты никогда не смоешь кровь с твоей совести – и моей… даже если мы проживем сто лет. И это единственное, что может уничтожить нашу любовь.

Ее слова ранили его, как кинжалом. Он огляделся и увидел, что пушкари готовы пустить в ход горящие фитили.

– Не стрелять! – крикнул Мансур, и матросы отвели руки. Все командиры расчетов повернули головы и посмотрели на Мансура. Он взял Верити за руку и подвел к борту. Поднес к губам рупор.

– Гай Кортни! Вас спасло только вмешательство вашей дочери! – крикнул он.

– Эта коварная дрянь больше мне не дочь. Она уличная шлюха. – Лицо Гая побледнело, и свернувшаяся кровь казалась очень яркой. – Грязь и порок нашли друг друга в выгребной яме. Забирай ее, и чума на вас обоих!

С усилием подавляя свои порывы, Мансур сохранял спокойствие.

– Благодарю вас, сэр, за руку вашей дочери. Этот дар я буду беречь всю свою жизнь. – Он посмотрел на Кумру. – Оставим их здесь гнить. Курс на остров Сауда.

Когда корабли расходились, Рубиновый Корниш приветственно коснулся лба, молча признавая свое поражение и благодаря Мансура за милосердие.

«Месть» стояла на якоре в крошечном заливе, окруженном скалами острова Сауда. На самом краю континентального шельфа, в шести милях от берега Аравийского полуострова, из глубокой воды на триста футов вверх уходил крутой, мрачный черный утес. Кумра выбрал его не без причины. Остров необитаем и изолирован от материка, враг не обнаружит корабль даже случайно. Залив защищен от восточного ветра. Вода здесь спокойная, а узкий пляж, покрытый черным вулканическим песком, представляет собой хорошую платформу для того, чтобы накренить корабль. У подножия утеса есть даже небольшой источник пресной воды.

Как только бросили якорь, Мансур и Верити переправились на «Месть». Дориан встречал их у трапа.

– Отец, мне нет необходимости представлять тебе твою племянницу Верити. Вы уже хорошо знакомы.

– Приветствую вас с глубоким почтением, ваше величество.

Верити присела в глубоком реверансе, склонив голову.

– Ну, сейчас мы можем говорить по-английски, и я могу встретить тебя как дядя. – Он обнял девушку. – Добро пожаловать в семью, Верити. Я знаю, у нас теперь будет возможность лучше узнать друг друга.

– Надеюсь, дядя. Но я понимаю, что сейчас у вас с Мансуром много дел.

Стоя на открытой палубе, они быстро разработали план действий и тут же начали его осуществлять. Мансур поставил «Дух» рядом с кораблем отца, и они связали корпуса. Теперь помпы обоих кораблей могли освобождать трюм «Мести» от воды. В то же самое время под корпусом «Мести» натянули самый прочный парус. Давление воды прочно держало его на месте, заткнув подводную пробоину. Приток воды сократился, и за несколько часов удалось осушить корпус.

Затем вытащили пушки, порох, снаряды, запасные паруса, мачты и реи и перегрузили все это на «Дух». Избавившись от груза, «Месть» стала легкой, как пробка, и поднялась высоко. Шлюпками ее перетащили на берег и, используя прилив, наклонили так, что отверстие в корпусе стало доступно. Плотники и их помощники принялись за работу.

Чтобы завершить ремонт, потребовались два дня и две ночи работы при свете фонарей. Одновременно воспользовались возможностью соскрести с днища водоросли, просмолить соединения и обновить медную обшивку, не позволявшую червям проедать древесину. Когда корабль снова спустили в воду, течи как не бывало. «Месть» вывели в залив, снова погрузили на нее имущество и заново закрепили пушки. К вечеру бочки с обоих кораблей заполнили пресной водой и были готовы к отплытию. Однако Дориан дал экипажам обоих кораблей двухдневный отпуск, чтобы отпраздновать исламский праздник Ид, радостное событие в конце месяца Рамадан, когда приносят в жертву животное и едят его свежее мясо.

Вечером все собрались на берегу, и Дориан забил одного из козлов, что содержались в клетке на борту «Мести». Мяса хватило лишь по одному укусу на каждого, но на углях нажарили много свежей рыбы, а моряки из обоих экипажей пели, плясали и благодарили Бога за спасение из Маската и победу над «Арктуром». Верити сидела между Дорианом и Мансуром на шелковом молитвенном коврике, расстеленном на песке.

Как и все, кто был знаком с Дорианом, Верити не могла устоять перед теплом его души и спокойным чувством юмора. Она сочувствовала его трагической утрате жены и видела, как это его печалит.

А Дориана захватил ее живой ум, смелость, которую она неоднократно проявляла, и приятные манеры без жеманства. Теперь, разглядывая ее в свете костра, он думал: «Она унаследовала достоинства родителей: красоту Каролины до эпохи обжорства и ясный ум Гая. Но ей чужды слабость Каролины и алчность Гая, его недостаток человечности». Дориан отбросил эти мысли и проникся общим настроением. Все смеялись и пели, хлопая в ладоши и раскачиваясь в такт музыке.