Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Наташа мне говорит: «Не обижайся. Он тебя любит». Так больно стало. Ведь от него я этого никогда не слышала. Мне кажется, он даже не хочет говорить на эту тему. Я даже толком не могу понять, как он ко мне относится».
«8. VI.37
Только что вернулась из «Марса». Меня мило поздравили, мы чудно посидели вшестером.
А мне хотелось по-другому: вдвоём, не знаю где, но только вдвоём. Может, когда-нибудь так удастся. Да, у него ведь тоже скоро день рождения. Нам даже можно отмечать их вместе.
Но вдвоём!
Чего захотела?!»
«21. VI. 37
Всю ночь не спала. Злилась, ревела, ворочалась. Ладно, всё по порядку.
Вчера у Саши был день рождения. Я очень ждала этого дня.
И вот еду. Ему – подарок, Анне Ксаверьевне – розы.
Когда приехала, Анна Ксаверьевна была ещё одна. Поздравила её, она хлопотала с их чудным поваром Чжао, я помогала. Потом приехали… его друзья. А после только пришёл он. В суматохе чмокнула только на бегу его в щёку, за это ужасно корю себя. Пришли гости, родители нас оставили. Среди прочих была некая Татьяна. Знала, вернее, видела её раньше, на пляже, на Сунгари. Я так и не поняла, почему он её пригласил.
А меня будто вообще нет. Потом только, когда уже надо было идти домой, он всё-таки вызвался меня провожать.
Всю дорогу молчал. Ни слова не проронил, будто не хотел первым нарушать правила какой-то игры. Я действительно ничего не могу понять. Может, я его обидела, может, я ему надоела или он влюбился действительно в эту Татьяну».
«А я думала, что, когда его мама станет старенькой, я буду с ней гулять, когда ей одной будет тяжело, а ему на каждый день рождения буду печь его любимый наполеон. Глупая!» Соня немыми пальцами перевернула страницу.
«25. VI. 37
Я ничего не хочу!
Мне ничего не надо!
Если бы мне хотя бы что-то объяснили, я порыдала бы и всё приняла. Но я ничего не могу понять. Я, как загнанный зверёк, мечусь целыми днями по дому, никуда не хожу, не причёсываюсь. Вера то злится, то усмехается. Жду целый день маму, а вечером мы с ней идём гулять часа на 2–3. Вообще, я ей изменила. Раньше мы всегда с ней гуляли, а теперь она одна. И вдруг меня так к ней потянуло. Она всё поймёт. Я ей всё попытаюсь объяснить. Вспоминаю какие-то детали, прошлые встречи.
Я её спрашиваю: «Мам, что случилось?» А она говорит, что только я должна знать, что произошло.
Я здорово её напугала. Дурра!
Она этого не заслужила».
«6. VII. 37
Ходили в кинематограф. Плевать мне на фильм. Это моя соломинка. Но я чувствую, что я её теряю.
Я зашла за ним. Родители его были дома. Мама очень (как никогда) приветливо со мной говорила. Может, хотела сгладить ситуацию или компенсировать недостаток внимания ко мне со стороны сына. Я, как послушная Золушка, ждала безропотно, пока он оденется».
«24. VII.37
Я уезжаю на дачу в Барим. Пригласили мамины друзья. Оставляю все свои дела на уровне разбитого корыта. Сказала об этом ему – очень спокойно отнёсся. Он едет отдыхать в Маоэршань.
Поживём…
Сейчас прокручиваю всё назад. Вчера прочитала все свои записи. Почему не писала всё, почему на бумаге не остался каждый денёчек? Вот и всё, что мне осталось, – вспоминаю, вспоминаю. Как перед смертью прокручиваю всё.
Недавно ходили в городской сад. Нет, это было давно, потому что тогда всё было здорово, тогда была я… Ну в общем, там мы сидели на скамейке, вернее, я сидела, а он лежал, положив голову мне на колени. Цвела сирень. Всё, казалось, было очень мило и мирно. И вдруг я испугалась этого покоя, этой безмятежности. Где-то внутри вздрогнуло, не сердце – душа трепыхалась. И я, не сумев сдержать это в себе, сказала: «Саш, мне кажется, что я скоро умру». А он мне: «Не говори глупостей», очень спокойно.
Вот я и умерла.
Хожу, дышу, ем. Во мне лишь тлеют биологические процессы, а меня самой нет».
«1. VIII.37
Завтра уезжаю. А сегодня хожу и прощаюсь со всем и всеми. И с тобой. Как ты меня научил жить! Я теперь словно на 20 лет старше сделалась.
Ладно, хватит. Всё будет хорошо.
Маленькая старушка…»
«5. IX. 37
Сегодня был вечер в «Марсе» – встречались всей баримской компанией. Почему-то Саша появился там, хотя я его там совсем не ждала».
– Да! Я тебя тогда уже не ждала! – тихо прошептала Соня.
Diary был заполнен только наполовину, дальше она открыла его наугад: «Я опять хандрю. Но для этого есть причины. А ведь он может скоро уехать. Я даже стихотворение написала. И ещё одно просится».
Это была та страница, на которой она открыла дневник полтора часа назад:
«7 марта 1938
Мы долго не виделись. Он сказал, что его родители думают, что им из Харбина лучше переехать. Почему я так переполошилась? Почему мне грустно и я хандрю?.. А сейчас пытаюсь разобраться, что же так подтачивает моё настроение».
Дальше шло стихотворение, то – первое:
Стёрся оставший закат,
Поел спокойно и просто.
Соня пропустила его и вспомнила строчки из следующего, которое сама вымарала.
Они как будто бы вспыхнули в её памяти:
Земля порыжела…
Вода холодна…
Мы выпили счастье и солнце до дна.
И ветер тревожен,
И зябка заря,
О чём-то, о чем-то они говорят?
О чём-то покорном,
О чём-то простом,
О чём-то, что мы неизбежно поймём…
О том непреложном,
Что близит свой срок,
Что каждый из нас – одинок…
Одинок.
Что скоро мы станем
У тёмной реки,
Посмотрим, как стали огни далеки.
Как бьётся о стены
Ивняк, трепеща.
И скажем друг дуруг: прощай…
Прощай.
«15.3.38
Всего одну страничку перелистнула…
Вчера ещё хотела всё выложить на бумагу, но не удалось, а сейчас сестра уже спит, и я улучила минутку…»
Соня закрыла дневник с ощущением, что больше она его никогда не откроет.
Да, от её первой записи и до последней прошло два года…
В феврале семья Адельберг решила, что они уедут из Харбина, и с тех пор Саша очень переменился. Она вернулась из Шанхая. Они встретились в кафе, она рассказала о своих впечатлениях, но тогда ей показалось, что Саша расстроился и погрустнел. Сначала она радовалась, что они снова могут оказаться в одном городе, однако у них с отъездом стало затягиваться, и тогда она захандрила – как же так, она уедет, а он нет… Но зимой у мамы с её шанхайскими друзьями что-то не заладилось. Тогда старик Тельнов успокоил её, что нет, они тоже никуда не уедут, пока, он так чувствовал. Как она была ему благодарна.