Проходили мартовские дни, и всё пока было тихо, вестей от сэра Марка не было, да, по правде, так скоро их и не ждали. Синий рыцарь оставил в Бруксайде всего шесть десятков воинов под началом старого рыцаря, завоевавшего шпоры в суровом бою, очень опытного, но уже не такого сильного, как раньше. Впрочем, этому последнему факту не придавали особого значения, ибо никто не ждал приближения войны, разве что, пожалуй, набега отряда разбойников, которые вряд ли осмелились бы испытать высокие стены Бруксайда, а если и осмелились, то их быстро отогнали бы прочь. И всё же сенешаль* заботился об охране замковых ворот, которые держались на запоре круглые сутки, кроме нескольких часов около полудня. Денно и нощно у них дежурила стража. Немногие заходили в замок, разве что жители округи, которых хорошо знали, да время от времени бродячие торговцы, но таких всякий раз выставляли из замка ещё до захода солнца. И никто из гостей не приносил желанных вестей из тех земель, где шла война. Но вот в самой середине марта, вести пришли: говорили, что Лига баронов одолела владельца Лонгшоу на поле боя одним лишь страхом пред своим войском да развевающимися на ветру знамёнами. Говорили также, что Лонгшоу заперся у себя в замке, на осаду которого теперь и стекаются все силы. Также вроде бы на помощь баронам привёл свои рати и король Града Разлучающего потока. Когда жители замка услышали обо всём этом, они перестали сомневаться в низвержении лорда Лонгшоу и сильно обрадовались. Но девушка, хотя у неё теперь и появилась надежда увидеть своего друга живым и невредимым, всё же не веселилась вместе со всеми, хотя вряд ли и сама могла объяснить, почему. И старушка не винила её за это.

Незадолго до наступления апреля вместе с торговцами опять пришли вести. Говорили, что всё окончилось, что Лонгшоу взят и разрушен, воины его либо убиты, либо разбежались, а сэр Годрик окончил свои дни на эшафоте королевского города. Теперь в Бруксайде обрадовались по-настоящему и устроили большой праздник. Госпожа замка восседала за столом на возвышении, одетая в парчовые одежды. И восемь вечеров подряд, с того времени, как в замок пришли эти добрые вести, там пировали. Когда же старушка увидела, что девушка грустит из-за этого, она сказала:

– Нет-нет, дитя моё, развеселись и скрепи своё сердце. Всякая весть хороша только до тех пор, пока не придёт следующая. А скажу тебе, что этих двоих, принесших последние вести – торговца и каноника, – я сама расспрашивала, каждого в отдельности, и думаю, что немногим больше они знают о той войне, чем мы сами. Они лишь переносят пустые слухи, добывая себе славу тем, что, как они считают, мы были бы рады услышать. Я бы предпочла, чтобы они вместо этого ещё раз пересказали нам повесть о короле Артуре и сэре Гавейне.

Девушка улыбнулась этим словам, и на сердце у неё полегчало, ибо лучше было ей не думать о том, что этот славный рыцарь, сэр Годрик, которого её друг так расхваливал ей, мог быть побеждён и убит своими врагами. Никаких известий больше не было, и не было долго, до тех пор, пока, наконец, не наступил июнь, когда все в замке уже начали бояться, как бы не случилось чего дурного.

И вот сухим жарким июньским днём старушку и девушку отпустили из замка на прогулку, но не успели они дойти до моста, как увидели всадника, скачущего из леса по ту сторону стен, всадник направлялся к замку. За ним следовал ещё один, а там и ещё двое. Когда они подъехали ближе, старушка с девушкой разобрали, что одежда их запачкана и изорвана, а едут они очень медленно. Больше никто из леса не показывался, и старушка с девушкой удивились этому. Наконец, когда всадники были уже у самого моста, по их одеждам, правда весьма потрёпанным, да по знакомым лицам двоих из них старушка и девушка признали в них бруксайдских воинов. Женщины стояли, словно окаменев, не зная, что им делать. Тем временем воины подъехали ближе и остановились. Один из них, знакомый женщинам больше других, хриплым голосом проговорил:

– Бог видит, с таким трудом и как долго мы боролись за наши жизни, из нас осталось лишь несколько, чтобы поведать о случившемся. Впрочем, теперь нам, должно быть, недолго жить, ибо там, в замке, нас убьют за то, что мы вернулись живыми. Но это безразлично, мы грязны, словно дикие звери, и, словно дикие звери, голодны, и, словно дикие звери, устали. Дайте же пройти зверям, что были когда-то бруксайдскими воинами.

– Бедолаги, – с грустью произнесла девушка, – не мучьте себя, рассказывая мне свою историю, ибо я знаю её: все прочие убиты, они погибли, а ваш добрый господин доблестно пал в пылу битвы. Увы, горе мне! Увы, друг мой!

И она зарыдала.

Но воин только дико посмотрел на неё, словно не ожидая услышать нежный девичий голос. Она же произнесла:

– Заходите, позвольте мне отвести вас к вашим товарищам, они, должно быть, уже проснулись.

И она взялась рукой за конскую уздечку. Воин подчинился ей без разговоров, а остальные последовали за ним. Когда они вошли в ворота, то во дворе замка уже собралось человек двадцать, которые заметили всадников со стен или из окон. Девушка оглянулась в поисках старушки, но не увидела её. Тут сначала один, затем другой подходили к бежавшим с поля боя воинам, и так собралась толпа, из которой закричали: «Рассказывайте! Расскажите всё!» Полное поражение Лиги потрясло всех: рыдали даже бородатые воины, кто-то стоял, остолбенев, глядя прямо пред собой стеклянными глазами. Девушку в суматохе оттеснили, и вдруг она почувствовала чью-то руку на своём плече. Это была рука старушки, и старушка сказала ей:

– Идём же, пока за всей этой суетой кто-нибудь не решил запереть ворота. Идём же скорее.

И они вышли за ворота, где не было ни души, лишь стояли, ожидая их, два коня с седельными сумками и тюками на каждом. Старушка сказала:

– Садись, по совету твоего погибшего друга мы покинем замок, ибо никто не остановит нас теперь, а кони эти – наши. Если мы отправимся сейчас, то к вечеру будем уже у Седых Сестёр, а завтра и ещё дальше.

Наутро следующего дня госпожа Бруксайдского замка послала десяток воинов в Убежище Седых Сестёр с просьбой отдать им старушку и девушку, если те остановились там. Но сёстры сказали, что путницы и в самом деле приходили к ним прошлым вечером и переночевали у них, но рано утром ушли. Когда же воины спросили, которой дорогой направились беглянки, им указали северную, добавив, что те намеревались идти в сторону гор. Воины тотчас повернули своих коней и, гоня со всей силы, поскакали прямо на север и не останавливались весь тот день и часть следующего, но то ли они ехали слишком быстро, то ли слишком медленно – всё одно, ибо не нашли они ни единой пылинки и вынуждены были вернуться в Бруксайд с пустыми руками. Когда они поведали о своей неудаче госпоже, она пришла в холодную ярость и прокляла девушку со старушкой за их глупость и неблагодарность, сказав, что они лишились всего того добра, что она замыслила сделать им как близким друзьям её погибшего дорогого сына. Впрочем, как бы то ни было, старушка и девушка никогда больше не видели Бруксайд.