Озеро замерзло, поэтому в порту почти не было людей. Молодая женщина надеялась встретить друга, Пьера Тибо, зная в то же время, что он сейчас дома, со своей супругой и детьми.

«Я верила в чудо, — подумала она. — А лучше бы поговорила с Симоном. Он проводил бы меня или, по крайней мере, отговорил ехать».

Она посмотрела на близлежащие дома и улицы, ведущие к озеру. Роберваль казался опустевшим.

«В худшем случае я еще могу позвонить домой. Мама пришлет за мной Симона на машине».

Она уже была готова отказаться от своей вылазки, если удача не улыбнется ей до наступления ночи. Отголоски разговора и смех, прозвучавшие в холодном воздухе, привлекли ее внимание. Они доносились из домика, расположенного в ста метрах от того места, где она находилась. Эрмин даже показалось, что она слышит ворчание собак.

Она осмелилась подойти поближе. На этот раз молодая женщина явственно разобрала слова песни «Роза в лесу»[61], столь любимой многими квебекцами, особенно лесорубами. Это ее успокоило. Даже Тошан знал эту песню и напевал Мукки, чтобы тот скорее уснул. Она подумала, что это хороший знак.

У матери и отца

Не было других детей, кроме меня,

Не было других детей, кроме меня.

Судьба — роза в лесу!

Не было других детей, кроме меня,

Не было других детей, кроме меня.

Они отправили меня в школу,

В королевскую школу,

В королевскую школу.

Судьба — роза в лесу!

В королевскую школу,

В королевскую школу.

Они заказали мне платье

У молодого портного,

У молодого портного.

Судьба — роза в лесу!

У молодого портного,

У молодого портного.

С каждым уколом иголки

Он хотел меня поцеловать,

Он хотел меня поцеловать.

Судьба — роза в лесу!

Он хотел меня поцеловать,

Он хотел меня поцеловать.

Очень быстро Эрмин оказалась перед входом. Но песня закончилась, и за дверью, сколоченной из разнокалиберных досок, зазвучали не вселяющие доверия крики.

— Дружище, двадцать долларов, если я буду в Перибонке через два часа! Этот пес, которого я купил за бешеные деньги, тянет так, что за мной и чертям не поспеть! Я еду, как только прикончу стакан!

В комнате пахло дымом и алкоголем. Тут собрались, бесспорно, именно те люди, которых Тала советовала сторониться.

— Табарнак, ты потеряешь свои двадцать долларов, дружище Гамелен! — пророкотал кто-то из мужчин. — И кто нам докажет, что ты приехал в Перибонку вовремя?

— Я! Я ставлю на него! — прокричал более тонкий голос. — Я видел Гамелена в деле! И я поеду с ним, у вас будет мое честное слово!

Эрмин слушала, и сердце ее стучало в груди. Выходит, у нее будет возможность переправиться через озеро, но какой ценой? И все же, недолго думая, она постучала. В то же мгновение внутри повисла тишина. Ей открыл верзила в картузе с отворотами. Увидев перед собой женщину, он икнул от удивления. Это и был Гамелен, племянник экстравагантной старушки Берты. Эрмин без труда его узнала. Два года назад он проиграл гонку по озеру Тошану.

— Господи Иисусе, а вот и мой рождественский подарок! — заявил он с грубоватым смешком, чем вызвал новый всплеск всеобщего веселья. — И беленькая, посмотрите-ка! Из-под шапки торчит прядь!

Он протянул к виску Эрмин свои грязные пальцы, но она быстро отстранилась.

— Я ищу человека, который отвезет меня в Перибонку, — сказала она громко. — И хорошо заплачу.

— Гамелен к вашим услугам, красавица! Только придется опустить шарфик, чтобы я получил свое! Моя цена — поцелуй при отъезде и поцелуй на месте!

— Нет, это невозможно! — мягко ответила она.

Четверо сидящих за столом были прилично навеселе. Эрмин решила уйти. Она поступила опрометчиво и теперь испугалась пристального взгляда Гамелена.

— Не бойтесь, — громыхнул он. — Я отправляюсь через три минуты, мои собаки запряжены, полозья смазаны жиром. Входите, мы вас не съедим! Сколько же вы дадите?

Она сделала пару шагов вперед, повторяя себе, что опасности нет. Ей вспомнилось личико Кионы цвета золота и меда, и храбрость к ней вернулась.

— Пятьдесят долларов и ни одного поцелуя, — объявила она. — И нужно поспешить.

Быстрым движением руки Гамелен сдернул с нее шарф. Увидев красивое лицо, он удивился.

— Господи Иисусе, мы знакомы? — спросил он. — Теперь-то уж я точно вас не повезу, если не получу мой поцелуй прямо сейчас! А пятьдесят долларов оставьте себе!

Он обнял Эрмин за талию и принудил приблизиться. Она оттолкнула его, охваченная паникой. Двое за столом глупо ухмылялись, но третий поспешил ей на помощь.

— Оставь ее в покое, Гамелен! Это хорошая девушка! Я ее знаю лучше, чем ты. Это оперная певица, и очень талантливая. О ней было напечатано в «La Presse» вчера утром. Пусть раньше она и пела в отеле.

Дрожащая Эрмин с благодарностью посмотрела на своего спасителя.

— Альбер! — воскликнула она. — Большое спасибо. Твои хорошие манеры по-прежнему с тобой.

Это был грум из «Château Roberval», роскошного отеля, в котором Эрмин делала свои первые шаги в искусстве вокала. Альбер, все такой же рыжий и веснушчатый, подрос на полфута и раздался вширь.

— Мадемуазель Эрмин, очень рад, что вы меня помните! Мне теперь двадцать три, я рабочий в Альме. Но сегодня у меня выходной.

Они пожали друг другу руки. Гамелен смирился с неудачей. Он тоже читал газету, и не далее как сегодня утром.

— Что вам надо в Перибонке? — спросил он. — Там нет ничего интересного! Несколько хибар, гостиница, а потом — лес и индейцы!

— Я еду к мужу, Тошану Дельбо, — ясным голосом сказала Эрмин. — И прошу вас, давайте отправимся поскорее! Не думаю, что стесню вас, я не очень тяжелая.

— Теперь я вспомнил! Вы — жена метиса! — пробурчал Гамелен. — Хорошенький же он муж, если позволяет вам бродить ночью одной!

— Вас это не касается, — возразила Эрмин. — Я дам вам шестьдесят, если вы проиграете пари.

— А вы умеете уговорить, — воскликнул он, радуясь выгодной сделке.

— Я поеду с вами! — сказал Альбер. — Дадим Гамелену десять минут сверх нормы, у него ведь будет лишняя поклажа — известная артистка!

Эрмин, у которой отлегло от сердца, рассмеялась. Через пару минут сани Гамелена уже неслись по замерзшему озеру, влекомые восемью собаками, каждая из которых была помесью маламута и хаски.

* * *

Воспользовавшись тем, что малышка Киона уснула, Тала попросила монахиню присмотреть за ней и вышла. Ей хотелось пройтись, вдохнуть морозный воздух. Сидение взаперти было не для нее, но ради дочери она была готова сделать много больше. Ноги привели ее на берег озера, где Тала смогла подставить лицо ветру. Ее душа била крыльями, жадная до пространства и бесконечности, хотела лететь вместе с воронами, чьи хриплые крики разрывали тишину.