Анжелика показала на ферму, на той стороне холма.

— Женщины и дети из этого селения.

Тень другого ирокеза неслышно появилась из-за деревьев рядом с вождем, и тот, не разжимая губ, отдал ему приказ. Немного погодя дети Сюзанны появились на противоположной стороне поля.

Уттаке с горьким презрением смотрел на четырех мальчиков, которых сопровождали несколько ирокезов, посмеиваясь, пританцовывая и посылая оскорбления и насмешки в сторону леса, где прятались французы. Дети были напуганы, но не показывали вида; эти маленькие канадцы храбро вышагивали по лугу, босиком, чтобы быстрее дойти, а свои сабо они держали в руках. Старший, Паком, которому было десять лет, взял на руки годовалого малыша. Двое других уцепились за рубаху своего брата.

— Зерна, из которых вырастут воины, — прошептал предводитель ирокезов. — Они забудут о моем милосердии и придут в наши леса, чтобы содрать кожу с наших голов. В их сердцах живет змеиное лицемерие.

Когда дети приблизились к опушке леса, Сюзанна не выдержала. Она выскочила им навстречу, схватила их в охапку, обняла, потом взяла за руки и утащила в лесную чащу.

Затем начались переговоры по поводу бабушки. Она была парализована и не могла двигаться сама, но не могло быть и речи, чтобы попросить ирокезов отнести ее в кресле к своим родным. Анжелика с трудом уговорила двух добровольцев из числа тех, кто укрывался в убежище.

— Как бы эти койоты не сняли с нас скальп…

Наконец командир гарнизона и пожилой человек по имени Маривуан отправились на ферму.

Ирокезы находили очень забавной эту сцену; как двое мужчин несут кресло с чересчур оживленной старой женщиной. Она продолжала размахивать своей палкой и посылать проклятия в адрес дикарей. Ирокезы были восхищены: эта бабуля и ее угрозы чрезвычайно им нравились.

Все это время пожар на ферме продолжался. Сюзанна была слишком счастлива оттого, что могла обнять своих детей, живых и невредимых, поэтому она не жалела о доме, выстроенном еще ее отцом. У них будет другой дом… Ее тетю и слуг убили и сняли скальпы. Но малыши были живы.

— Быстро отведи их домой…

Анжелика вернулась к Уттаке. Тот уже отступил в лес. Наступившую тишину лишь изредка нарушали далекие выстрелы. Неужели он уже отдал приказ? Ирокезы неслышно уходили, как уходит морской отлив.

— Я хотел тебя видеть, — произнес Уттйке. — Когда я подошел к Квебеку, я позвал тебя.

— Я знаю. Но ты позвал меня слишком рано. Если бы ты не послал мне видение, город мог бы принадлежать тебе.

— Кто тебе сказал, что мне нужен этот город? Я не хочу ранить французов, в самое сердце. Я просто хотел напомнить им о моем могуществе и моей хитрости. Почему они заключили союз с этим хорьком Пиксареттом? Почему они ведут торговлю бобровыми шкурками только с гуронами? И почему они презирают нас? Если бы не вероломство Пиксаретта, возможно, сегодня не пролилось бы ни капли крови!

— Возможно!

Было видно, что идея проникнуть в Квебек вызывала у него отвращение. Страх перед белым человеком привел к тому, что они признали его и воздали ему должное. Часто случалось, что французы разгадывали их самые древние хитрости. Он надеется, утверждал он, что и впредь ему не понадобится входить в этот город-западню. Цель их похода: увидеть, ее!

— Я хотел повидать тебя, а ты была в Квебеке со своим мужем Тикондерогой. Квебек — нужно признаться, что я до сих пор хорошо помню все дороги. А сколько лет прошло, я был тогда молодым. Французы вошли в долины около Ниагары и принесли войну. Наш городок сгорел. После похода, который возглавлял Траси, меня взяли в плен. Тогда-то я и, увидел Квебек. А потом они переправили меня через океан.

Он замолчал и, казалось, погрузился в воспоминания о том, что он пережил на другом берегу океана.

— Не так уж трудно травить оленей в их Булонском лесу, — продолжил он. — Они видели, что люди нашего племени бегают быстрее всех в мире, и они говорили: «Им цены нет!», все эти французы, помешанные на своих высоких каменных домах, где можно заблудиться. А потом они отправили меня на каторгу. Меня, Уттаке, сына капитана Мохавков, отправили на каторгу! А ты знаешь, как мне там приходилось? Целыми днями я толкал огромное весло. Вода в их море такая соленая, как кислота, сжигающая кожу человека… Вокруг меня вились демоны, они не давали мне покоя. У них были ужасные бороды, они зазывали и выходили из себя от ярости.

Вот о чем поведал ей великий предводитель под покровом леса.

— Я понимаю тебя, Уттаке.

Анжелика с трудом представляла себе свободолюбивого Уттаке в кошмаре каторжных работ, среди отбросов общества, соседство с которыми потрясло его больше, чем удары хлыста, кандалы на ногах, отвратительная пища и непосильный труд.

Она спрашивала себя, что за идиот-чиновник отправил на каторгу этого врага французов и тем самым совершил нелепую ошибку, имевшую столь тяжелые последствия.

Тем временем в укрытии волновались вновь прибывшие капитан и шестеро вооруженных помощников.

— Да что она там делает? Что она делает?

Ему объяснили, что нужно подождать, когда г-жа де Пейрак закончит разговор с предводителем ирокезов Уттаке.

— Уттаке? Да я не подойду к нему на пушечный выстрел!

— Спокойнее! Их слишком много, и они могут захватить нас. Госпожа де Пейрак совещается, ты же знаешь, что это может продолжаться несколько часов.

Капитан вздохнул. Ему порядком надоело сидеть на корточках около бесполезной пушки, в то время как исход войны решала женщина.

— Но что она там делает? О чем они говорят? Трудно представить, что эта утонченная дама беседует с этим грязным жестоким дикарем. Как это он до сих пор не продырявил ей голову своим томагавком?

— В Катарунке она несла его на руках и спасла ему жизнь. В этом самая большая власть женщины над мужчиной.

Уттаке продолжал для Анжелики свой рассказ о путешествиях и превратностях судьбы, постигших его во французском королевстве.

— Меня освободил господин губернатор д'Арребуст. Но, увидев, где я находился все это время, он, должно быть, сам решил, что отныне я только враг его народа. И откуда в этих людях столько от дьявола?

— Уттаке, в твоем голосе я слышу жгучую обиду. Я знаю, что разделило ваши сердца. Но вот что я хочу тебе сказать: если ты враг французов, то все равно ты не стал союзником англичан. Ты не любишь англичан. Ты не желаешь поддерживать их в торговле. Ты с отвращением предлагаешь им меха. Ты не стал бы так ненавидеть этих французов, Уттаке, если бы знал, как вы похожи, вы как братья. Союз ирокезов и французов был бы прекрасен. Новые англичане завидуют французам, я сама слышала, как один из них говорил: «Это невероятно, но ирокезы склонны поладить с французами». Сама природа поселила в сердцах французов и ирокезов взаимную привязанность.

— Это очень важно, — признал Уттаке. — Действительно, когда я ищу гостеприимство, я предпочитаю посидеть в жилище француза, выкурить с ним трубочку, а не идти к самому богатому англичанину или фламандцу. Но эти рыжие гуроны все перепутали. Еще до того, как французы прибыли на нашу землю, они решили перетянуть их вместе с ружьями на свою сторону. Им удалось убедить Шамплена, и мы стали врагами навечно. Вот почему мы уничтожим всех гуронов до последнего. А французам я скажу: слишком поздно. Течение реки не повернуть вспять. Только вы не похожи на них, ты, Кава, и твой муж Тикондерога; хоть вы и французы, но вы из другой породы. Вы не запятнали своих рук кровью наших братьев, вы попытались помешать кровопролитию, вы подарили нам надежду. Я не обману твое доверие, и усилия ваши не пропадут даром. Вы своим мужеством поддержали армию ирокезов в Катарунке. Ты права, Кава. Я знаю источник огня, который погубит нас. Мы слишком близки с французами, слишком похожи и в битве, и в хитрости. В наших войнах мы пытаемся обойти соперника в жестокости и подлости. Кто кого. Кто-то окажется более ловким, а кто-то более смелым. А что ты скажешь о моем неожиданном появлении сегодня? Все утверждают, что ирокезы придут с юга : Тахунтагет, предводитель онейдов, посылает своих эмиссаров. Армия Ононцио движется навстречу великому Уттаке. Но в это время великий Уттаке с тысячей бойцов перешел через Святой Лаврентий, там, где река насыщена порогами, и через район Миссикуа он выходит к реке и захватывает этих глупых дикарей из племени Утауэ. Затем Уттаке выходит к началу реки Гуфр и на каноэ добирается до Квебека. С севера… Так все и произошло, верно?