Кажется, сын Карла его не понимал. Душа слабоумного ребенка, запертая в теле великана, едва ли улавливала смысл его слов.

— Деньги. Тебе нужны деньги? — воскликнул Гензель. — Деньги? Еда? Дом?

Сын Карла замотал рыжей головой. Слипшиеся в единое целое волосы напоминали коросту ржавчины. Но Гензель не собирался так просто от него отставать.

— Что тогда? Зелья? Тебе нужны зелья, сын Карла?

Вновь угрюмое мотание головой. Взгляд сына Карла был взглядом сердитого ребенка, но от него веяло чем-то нехорошим, тем, чего нет в детских глазах.

— Тогда чего тебе надо?

Сын Карла задумался. Кажется, впервые за все время их недолгого знакомства. Гензелю показалось, что в безразличных и сонных глазах толстяка на миг промелькнуло что-то живое, даже плотоядное.

— Варенье.

— Что?.. — не понял Гензель.

— Варенье! — рявкнул сын Карла так, что Гензель отпрыгнул от решетки. — Вкусное варенье. Сладкое.

— У нас нет варенья, — осторожно сказал Гензель, демонстрируя пустые ладони.

— Пустяки, — неожиданно сказал сын Карла. — Дело обыденное.

Несмотря на то что это была единственная осмысленная фраза, произнесенная им, Гензелю показалось, что сын Карла не понимает ее смысла. Просто повторяет, как единожды заведенная игрушка, раз за разом прокручивающая старую пластинку.

Гензель мысленно застонал. Пожалуй, даже переговоры со старым пауком Варравой были бы проще. Тот был подлецом и скрягой, но, по крайней мере, ясно сознавал происходящее и здраво оценивал свою выгоду. Не исключено, что с ним можно было бы сторговаться за свободу. Но как донести смысл сказанного до огромного безразличного ребенка?

— Гретель, попробуй ты, — тихо сказал Гензель, уступая место у прутьев.

Гретель устало усмехнулась.

— Я плохо лажу с детьми, братец.

— Тогда тебе стоит побыстрее набираться опыта.

— Стой! — крикнула Гретель в спину сыну Карлу, который уже повернулся к двери. — Послушай нас! Варенье! Ты хочешь варенья?

— Варенье… — пробормотал сын Карла, теребя пятерней отвисающую губу. — Где?

— У нас его нет. Но у нас есть деньги. Много денег. За эти деньги ты можешь купить себе целую бочку варенья!

Толстяк презрительно фыркнул и выпятил губу, став похожим на капризного ребенка. Он и был ребенком, понял Гензель. Замкнутым, нелюдимым и настороженным ребенком. Проблема была в том, что этот ребенок был способен смять человека в шар, как хлебный мякиш. И еще клетка. Клетка тоже была проблемой.

— Кажется, переговоры будут непростыми, — пробормотал Гензель, почесав в затылке. — Он глупее пробки.

— Но, кажется, он знает, чего хочет, — заметила Гретель. Воздушное путешествие не освежило ее, выглядела геноведьма донельзя напряженной и утомленной, а платье уже успело потерять первозданную чистоту, на нем зияли пятна грязи. — Осталось понять, как совместить наши интересы.

— Слушай, Ка… сын Карла. У нас нет варенья, которое тебе нужно. — Гензель продемонстрировал вывернутые карманы камзола. — Поэтому держать нас в этой клетке нет никакого смысла, понимаешь? Варенье, которое ты хочешь, от этого не появится. Но если мы…

Сын Карла молча нажал на кнопку, выпирающую из его пухлого живота. Гензель заметил ее давно, но не задумывался о том, какой механизм та приводит в действие. Теперь ответ пришел сам собой — за спиной стали неспешно раскручиваться лопасти пропеллера.

«А ведь у него нет никаких воздушных рулей для управления полетом, — рассеянно подумал Гензель, глядя, как сын Карла идет к двери с жужжащим кругом за спиной. — Значит, он использует отклонение центра тяжести. Примитивная схема, но, видимо, вполне эффективная…»

Когда сын Карла хлопнул дверью, выйдя из дома, Гензель с Гретель беспомощно переглянулись.

— Это будут сложные переговоры, — вздохнул Гензель, привалившись спиной к решетке. — Кажется, он не отличается великим умом.

— Умом? — Горькая насмешка Гретель не улучшила его самочувствия. — Едва ли здесь уместно говорить об уме, братец. Судя по всему, врожденная патология развития. Что-то генетическое, конечно. Тело росло слишком быстро, потребляя все ресурсы, из-за этого мозг голодал, почти не развиваясь. Как результат — имбецил, не способный к простейшей коммуникации…

— Сейчас меня меньше всего беспокоят проблемы его здоровья, — огрызнулся Гензель. — Он достаточно умен, чтобы запереть нас в клетку. И кажется мне, он сделал это не напрасно. То есть мозги в его башке работают, осталось понять, в какую сторону.

— Очевидно, что у него есть планы на наш счет.

— Какие?

Гретель лишь пожала плечами.

— У меня было не больше возможностей выяснить, чем у тебя.

— Для опытов? — осторожно предположил Гензель. И испустил мысленный вздох облегчения, когда Гретель уверенно покачала головой.

— Для такого существа, как сын Карла, сходить в туалет — уже серьезный опыт. Он не вивисектор, если ты это хочешь услышать. Здешнее оборудование не имеет ничего общего с геномагическим. Это что угодно, но не подпольная лаборатория.

— Что тогда?

— Напрашивается самый простой вывод, братец. Он собирается нас съесть.

Гензель поморщился.

— Слишком часто в этой жизни меня пытались съесть.

— Квартерон — лакомое блюдо в Гунналанде. Очень уж много в наших телах неискаженного генетического материала. Нет ничего удивительного в том, что сын Карла рассматривает нас как деликатес. Возможно, с его точки зрения мы представляем собой не больше чем пару разговаривающих яблок. Которые временно отложили на полку.

Мысль эта Гензелю не понравилась. Он представил, как сын Карла монотонно чавкает своим огромным ртом, из которого торчат руки и ноги… Впрочем, эту мысль быстро удалось отогнать. Редкий случай, когда простой человек может поспорить с геноведьмой.

— Не упоминай яблок, пожалуйста, ты же знаешь, я их на дух не выношу. И, кстати, сын Карла не ест людей, это я могу утверждать весьма уверенно. Возможно, он похититель, но он не людоед.

— Вот как? У тебя предчувствие провидца, братец?

— У меня чутье акулы. Я ощущаю запах крови с нескольких километров, стоит лишь капле упасть на землю. Так вот, здесь запаха крови нет. Даже застарелого. А каннибальская трапеза едва ли возможна без крови.

Гретель уважительно вскинула бровь.

— Не спорю, твое открытие утешает, братец. Но не объясняет того, отчего мы тут оказались.

— Он любит варенье.

— Я заметила.

— Не время для сарказма, Гретель. Серьезно, этот парень буквально помешан на варенье. Это не кажется тебе странным?

Гретель задумалась, вертя по старой привычке прядь волос. Все равно ее прическа давно была непоправимо разрушена, а волосы растрепало ветром.