— Она изнасилована?

— Имеются следы сексуального контакта, но признаков насилия нет. На ваш вопрос я смогу ответить позже.

— Время смерти сообщить мне можете?

— От тринадцати до четырнадцати часов назад.

— Как это вы установили?

За этим возмущенным восклицанием Карлуша последовало подробное разъяснение:

— Перед тем как выезжать, я навела справки у метеорологов. Они сообщили, что температура этой ночью не опускалась ниже двадцати градусов. Значит, тело остывало со скоростью примерно три четверти градуса в час. Температура тела двадцать четыре и шесть десятых градуса. Я зафиксировала трупное окоченение мелких мышц и начало этого процесса в крупных. Отсюда и мой вывод, основанный на опыте: искать надо человека, убившего ее вчера между пятью и шестью вечера. Но, как известно инспектору Коэлью, наука наша не точна.

— Еще что-нибудь? — спросил я.

— Под ногтями — чисто. Характер у нее, видимо, был нервный — ногти обкусаны почти до мяса. Ноготь на указательном пальце сорван. Я имею в виду, с кровью… если это имеет значение.

Фернанда отбыла, за нею последовали санитары; они унесли тело, упрятанное в мешок. Я велел полицейским осмотреть автостоянку и послать наряд на Маржинал в направлении Кашкайша и ближайшей сосновой рощи. Мне требовались одежда и тяжелый металлический предмет, послуживший орудием убийства.

— Изложите ваши предположения, аженте Пинту, — сказал я.

— Потеряла сознание от удара сзади, раздета, изнасилована, задушена, после чего погружена в машину, которая шла по Маржинал со стороны Кашкайша, потому что это единственный подъезд к автостоянке. Потом сброшена с парапета.

— Но Фернанда говорит, что насилия не было.

— Девушка была без сознания.

— Но если убийца не запасся заранее презервативом и чем-нибудь для смазки, обязательно были бы следы — ссадины, синяки и прочее.

— Разве насильник не мог это предусмотреть?

— Он ударил девушку сзади, расшиб ей голову смертельным ударом и для верности задушил. Я нюхом чувствую, что целью его было не насилие, а убийство, хотя, возможно, я ошибаюсь. Подождем заключения Фернанды.

— Убийство или насилие — все равно они рисковали.

— Они? Интересный поворот.

— Не знаю, почему я так сказал. Пятьдесят пять килограммов — это не так уж много.

— Вы правы… но зачем было сбрасывать ее здесь? На месте, видном с Маржинал, где машины шныряют взад-вперед. Хотя, конечно, освещение здесь не то чтобы очень…

— Кто-нибудь из местных? — высказал предположение Карлуш.

— Но она не местная. В заявлении о розыске Катарины Оливейры указываются два адреса — в Лиссабоне и Кашкайше. А кроме того, кто эти «местные»? В радиусе километра от места, где мы находимся, живет четверть миллиона человек. Но если, оказавшись здесь, она встретилась с каким-то подонком, зачем ему было убивать ее в сосновой роще и тащить к морю? Почему была выбрана роща в окрестностях Лиссабона, а труп привезен сюда?

— Уместно ли вспомнить, что это и ваше место проживания?

— Полагаю, что и сейчас вы не знаете, почему это сказали, не так ли?

— Возможно, потому, что вы сами об этом подумали.

— Вы можете читать мои мысли… в первый день службы?

— Наверно, без бороды ваше лицо стало более выразительным.

— Прочесть мысли можно на всяком лице, аженте Пинту.

Суббота, 13 июня 199…

Пасу-де-Аркуш, близ Лиссабона.

Мы осмотрели причал возле гавани и ничего не обнаружили. Перейдя Маржинал по подземному переходу, опросили уборщиков, подметавших мусор после вчерашнего праздника, но в вечернюю смену никто из них не работал. Ресторан и кафе в парке были закрыты. Мы прошли и в сосновую рощу узнать, как подвигается дело у полицейских, обследующих место. Они предъявили нам обычный набор: использованные презервативы, шприцы, выцветшие и порванные порнографические снимки. Ни единого чистого лесного участка во всей округе. Я велел им собрать все найденное в пакет и отослать Фернанде в Лиссабонский институт судебной медицины, после чего мы с Карлушей вернулись к Антониу, чтобы выпить кофе с поджаренным хлебом.

В половине девятого я позвонил Акилину Диашу Оливейре, являвшемуся, как я предположил, отцом убитой девушки. В заявлении были указаны два телефонных номера — в Лиссабоне и Кашкайше. Учитывая субботний день, я начал с номера в Кашкайше и уже думал, что ошибся, пока с двенадцатого звонка он не поднял трубку и заспанным голосом не дал согласия встретиться с нами спустя полчаса. Мы сели в мою черную, 1972 года «альфа-ромео» — машину вовсе не старинную, как считали многие, а просто очень старую, и она без особых усилий с нашей стороны завелась. Мы поехали по Маржинал в западном направлении.

Существуют поклонники Кашкайша, но я к их числу не принадлежу. Когда-то это была рыбацкая деревушка с домами на крутых, мощенных булыжниками улочках, сбегавших к гавани. Теперь же она стала кошмаром для всех, кроме строителей. Теперь это туристический городок, население которого состоит из женщин, наряжавшихся для хождения по магазинам, и мужчин, чья жизнь протекает в ночных клубах. Прежнюю жизнь здесь полностью вытеснили безликий космополитизм толстосумов и сонмища тех, кто мечтал урвать толику их богатств.

Мы миновали супермаркет, железнодорожный вокзал с электронным табло, сообщавшим, что температура воздуха в 8.55 утра уже 28° по Цельсию. Уже открывался рыбный рынок. Возле отеля «Байя» громоздились садки с омарами и крабами. На мысу высилась крепость. Проехав по булыжной мостовой за ратушей, я повернул и выехал на площадь в старом городе. Тенистая, со всех сторон окаймленная деревьями, она дышала прохладой и спокойным благополучием. Двухэтажный, традиционной постройки особняк Оливейры в это знойное утро был молчалив. Карлуш Пинту по-собачьи принюхался.

— Сосна, — сообщил он.

— Ну, сосновые иглы здесь где угодно могут быть, аженте Пинту.

— Сосна у него на заднем дворе растет, — сказал он, заглядывая за угол торцовой стены здания.

Проехав в ворота мимо толстой красной бугенвиллеи, мы оказались на заднем дворе. Росшая там сосна была огромной, застившей свет. Земля под ней была устлана толстым ковром сухих бурых иголок.

— Наступите на них, — сказал я.

Карлуш похрустел иголками.

— Ну, не думаю, что, совершив убийство здесь, стали бы…

— Добрый день, сеньоры, — раздалось за спиной, — вы ведь…

— Любовались вашей сосной, — сказал Карлуш, решивший сыграть в идиота.

— Я собираюсь ее срубить, — проговорил высокий мужчина с белой набриолиненной шевелюрой, державшийся очень прямо. Зачесанные назад волосы чуть вились на затылке. — Она загораживает свет, да и прислуга ворчит. Вы, как я понимаю, полицейские из следственного отдела?