— Ох!

— Не пьянеть! — властным голосом приказала дама Адель аллер’Рипп. — Держи контроль!

— Я…

— Пей! — Дама-наставница плеснула в пустой стаканчик остро пахнущей жидкости из терракотового кувшинчика и пододвинула новую порцию ближе к девушке. — Сразу, не раздумывая. И не смей морщиться и пьянеть. Это вода!

— Это вода?

— Это вода.

— Как скажете… — Тина взяла стаканчик, посмотрела на него, словно убеждая себя, что это вода, а не самогон. — Вода…

Она коснулась губами края берестяного стаканчика и медленно выпила всю порцию, ни разу не поморщившись и не дрогнув лицом.

— Неплохо, — кивнула дама Адель. — Теперь о клейме, милая. Меч с клеймом — это хороший меч. Запоминай, пригодится. Простые кузнецы — их называют зауряд-оружейниками — права на клеймо не имеют. А «наковальня и перо», девочка, — клеймо довольно редкое и к тому же указывает на качество клинка, а значит, и на его цену. Такие знаки ставили два клана оружейников. Глены ориентировали перо вертикально, — рубанула она ребром ладони, — Ридеры — горизонтально, но дело в том, что те и другие часто помещали перо под углом. Оттого и отличить их трудно, так или так, — повернула она в воздухе ладонь. — Но опытные люди, милочка, их, конечно, различают. Впрочем, разница в цене и ценности невелика, обе семьи — и Глены, и Ридеры — почитаются, и не зря, за качество своего оружия. Так что наш душка стряпчий носит на бедре дорогой дворянский клинок, и не только носит, как ты понимаешь… А ты понимаешь?

— Понимаю, — кивнула Тина и чуть прищурилась.

— Повело? — участливо поинтересовалась дама аллер’Рипп, одновременно разливая водку по стаканчикам.

— Глаза слезятся…

— Дай-ка руку! — Адель взяла Тину за руку, пробежалась по запястью и ладони изящными, но крепкими пальцами, хмыкнула.

— Недурственно… Что есть поверхность? — Требовательная интонация дамы-наставницы заставила девушку вздрогнуть. Тем не менее Тина не растерялась.

— «Поверхность есть то, что имеет только длину и ширину»,[7]— сразу же ответила она.

— Отлично! Что есть край поверхности?

— «Линия».

— Отменно. «Все прямые углы…»

— «Равны между собой».

— Пей!

Тина выпила.

— «И если от равных отнимаются равные…»

— «То остатки будут равны», — почти без запинки закончила девушка.

— Н-да… — протянула задумчиво Адель аллер’Рипп. — Очень неплохо… Иди-ка ты спать, милая! Время позднее, да и набралась ты не по-детски…

3

Тина не стала спорить — не малый ребенок, да и жизнь в приюте кое-чему научила. Встала из-за стола, пожелала всем спокойной ночи и ушла в просторную комнату на втором этаже — «девичью горенку», как назвал ее хозяин заведения. Здесь стояли две застеленные настоящим льняным бельем кровати, и были приготовлены для гостей полотенца, травяное мыло, медный тазик и два кувшина с водой. Вода, разумеется, успела остыть, но все еще была теплее той холодной — проточной, какой приходилось умываться все предыдущие дни. Тина с удовольствием вымылась, продолжая размышлять о превратностях и приключениях сегодняшнего дня, обтерлась, расчесала волосы, мимолетно удивившись, что «страх ее так и не догнал», и залезла под пуховое одеяло. Ощущение тепла, уюта, странная смесь запахов: мята, чебрец, который Ремт называет тимьяном, и липовый цвет, мешающиеся с хвойным духом сосны и кедра, стрекот сверчка за потолочной балкой…

«Господи! — подумала она. — Господи! Что же случилось с моей судьбой?!»

Трудно сказать, что ожидает ее впереди. Возможно, и смерть, вроде той, что заглянула в глаза Тине прошедшим днем. Может быть… А может и не быть. Но одно — бесспорно: серая нить ее прежнего существования сожжена, и пути назад нет.

«Интересно, — глаза по-прежнему слезились, и Тина смежила веки, — интересно, способен ли титул заменить красоту?»

Жизненный опыт — весьма специфический опыт, основанный не на проживании, а на сопереживании, — подсказывал, что — да, способен. Деньги, титулы, близость к власти вполне заменяют физическую привлекательность. Все покупается и продается, так устроен этот мир. И любовь — не исключение. Все дело в цене.

«Но кто заплатит такую цену?» — на самом деле она думала о Сандере, но не решалась назвать его имя даже мысленно. Он был слишком красив, мужественен и загадочен, чтобы увидеть в ней женщину, даже если допустить, что ее гипотетический титул звучит гордо и состояние ее таинственного родителя достаточно велико.

«Ну, а если?»

Проведя всю сознательную жизнь в закрытом от мира приюте, Тина знала об этом мире так много разнообразных вещей, что могла бы удивить своим знанием многих видавших виды людей. Не побывав ни разу в объятиях мужчины, она была хорошо — можно сказать, в деталях — осведомлена о том, что и как там «у них устроено» и в чем смысл всех тех слов, которые приличным девушкам не то что произносить, но и просто знать было заказано. Но Тина знала эти слова, умела и способна была — хотя бы и шепотом — сказать их вслух и понимала при этом, «о чем говорит». И сейчас, лежа под пуховым одеялом в чистой, пахнущей травами постели, она представила себе вдруг, что находится здесь не одна. В грезах на границе сна она предстала перед своим внутренним взором нагой и полной желания, распростертой на льняных простынях…

— Девочка! — позвал откуда-то сверху тихий голос и моментально разрушил очарование овладевших Тиной грез.

— Что?! — вскинулась она. — Кто здесь?

— Не пужись! — сказал кто-то тихим нервным голосом откуда-то из-за потолочной балки. — Я правильно сказать? Или лучше — не пужайся, не страшись? Страшись — это верно?

— Не бойся, — чисто машинально поправила невидимого собеседника Тина. — Кто вы такой? Что вы здесь делаете? Где вы?

— Много слов… — вздохнул кто-то невидимый. — Быстро-быстро… Не успеть, опоздать, потерять, плакать!

— Кто ты? — уточнила вопрос Тина.

— Ага! — обрадовался голос. — Понимать, знать. Я. Вопрос. Об я? Вопрос об я? Кто он я. Понимать, принимать, уважать. Отвечать. Я не он.

— А кто? — Голос умудрился совершенно запутать Тину, или это самогон играл в ее крови?

— Я она! — гордо сообщил голос. — Не он. Она. Не мальчик. Понимать? Девочка? Женщина? Сударыня?

— Барышня, — предложила Тина. — Девушка.

— Сука, — продолжил голос перебирать варианты, но Тина поняла уже, что говорит с «иностранцем», — вернее, «иностранкой», — и обижаться грешно.

— Нет, нет! — возразила она с улыбкой. — Сука — это собака. Кобель и сука, так говорят о собаках. А у людей — девушка или барышня.