Летом 32 года до н. э., после года или двух такой травли, Антоний наконец развелся с несчастной Октавией, приказав своим людям отправиться в Рим и выселить ее из его дома. Тут пропагандистская машина Октавиана заработала на полную мощность.[111] Он отправил делегацию к жрицам Весты, которые обычно действовали как хранительницы важных городских бумаг, с приказом принести завещание Антония. Когда весталки отказались отдать бумагу, Октавиан сам явился забрать документ — уже оценив его содержание со слов двух бывших сторонников Антония, которые были свидетелями при его составлении и впоследствии нарушили свой долг. Получив завещание, Октавиан собрал Сенат и народную ассамблею и устроил чтение его вслух. Из озвученных пунктов выяснилось, что Антоний оставляет огромную сумму денег своим детям от Клеопатры и, что самое страшное, хочет быть похоронен рядом с египетской царицей в Александрии.[112]

Обнародование завещания другого человека против его воли было делом незаконным, и шаг Октавиана вызвал совершенно различную реакцию. Некоторые говорили, что его действия объяснялись тревогой и скептицизмом; другие считали, что документ убедил каждого, даже ближайших друзей Антония, в их худших предположениях, что Антоний полностью находится под каблуком женщины и даже планирует перевести центральное правительство Рима на Нил.[113] Но исход был один. Образ Антония, римского полководца, одетого в восточные одежды и идущего за носилками женщины в компании ее евнухов, не мог быть принят Римом. В октябре Сенат принял резолюцию, объявляющую войну. Однако, не желая подвергаться обвинению в начале гражданской войны, официальной целью Октавиан объявил не Антония, который, в конце концов, был римлянином, — а Клеопатру, которая заставила Антония обнажить свой меч и вынудила его сражаться на стороне Египта.[114]

Несколько следующих месяцев были истрачены на подготовку к войне. Армии были отмобилизованы, казна пополнена, лояльность союзников куплена обещаниями земель и наград. С обеих сторон идеологическая подготовка кампании продолжалась всю осень и зиму 32 года. Циркулировавшие истории о знамениях и приметах, предсказывавших Антонию поражение, вероятно, запускались агентами Октавиана. Сам Октавиан всенародно заявил, что Антоний живет на наркотиках и что, когда дойдет до сражения, врагами римлян будут парикмахеры Клеопатры, ее евнухи и ее фрейлины.[115]

На самом деле Антоний, имевший в своем распоряжении все богатства Клеопатры, начал войну с большим количеством сил и ресурсов.[116] Но благодаря великолепному управлению войсками помощника Октавиана, Агриппы, преимущество Антония исчезло уже в первых же стычках весной и летом 31 года до н. э. В конце концов основная масса флота Антония встала на якорь возле мыса Акций, в узкой горловине Амбракийского залива. В полдень 2 сентября, после нескольких дней противостояния, флоты противников начали двигаться навстречу друг другу по сверкающей синей поверхности Ионического моря, чтобы решить судьбу Римской империи.[117]

На многие годы после битвы при мысе Акций образ Клеопатры, поднявшей красные паруса и позорно бежавшей вместе с Антонием с места сражения, стал постоянной темой литературных произведений, написанных в честь победы Октавиана. Но сражение при мысе Акций не опустило финального занавеса — на самом деле потери в нем оказались относительно невелики. Но оно стало поворотной точкой, решившей судьбу Октавиана и его борьбы с Антонием.

Вместе с несколькими уцелевшими кораблями Антоний и Клеопатра вернулись к жизни в Александрии, где они оставались еще год, пока летом 30 года до н. э. сюда не прибыл Октавиан и не нанес окончательного удара по наземным и морским силам соперников. Последний акт истории Антония и Клеопатры превратился в легенду. После того, как раздавленный Антоний покончил жизнь самоубийством и истек кровью на руках у Клеопатры, египетская царица смогла убедить Октавиана в своей лояльности, даже предложив подарки Октавии и Ливии, чтобы заслужить их расположение. Таким образом, она заработала разрешение посещать гробницу Антония — где позднее и была найдена мертвой на золотой кушетке, отравив себя или укусом змеи, как сообщала наиболее популярная версия, или выпив яд из пузырька, укрытого в головке одной из шпилек на голове. В ответ на упрек римского солдата у одной из ее умирающих фрейлин, Шармион, также принявшей яд, хватило дыхания прошептать: «Не более того, что сделала эта дама, наследница столь большого числа царей». Шестнадцатью веками позднее Шекспир позаимствовал эту тему для построения собственного сюжета.[119]

Мечта Октавиана провезти своих венценосных пленников по улицам Рима не исполнилась, но позднее он пронес по ним в триумфальной процессии изображение Клеопатры — которое, как говорили, изображало змею, впившуюся челюстями в мертвую царицу.

Последняя гражданская война Республики завершилась. В отличие от отца и бывшего мужа, Ливия оседлала верную лошадку.