— А теперь — мило поздоровались! — скомандовала Мэрта.

Мы обнялись с неловким смущением.

— Подарок! — продолжала командовать Мэрта, и майор протянул мне пакет в голубой нарядной упаковке, перевязанный желтой шелковой ленточкой.

— Из тебя бы вышел отличный фюрер! — сказал майор, обращаясь к Мэрте.

Бенгт-Йоран и Вайолет тоже были там, как, впрочем, и Мэртин Магнус в инвалидном кресле, загорелый и мускулистый.

А потом мы поженились. На все про все ушло две минуты.

Отмечали свадьбу мы в гостиной Мэрты. Она повесила гирлянды из матерчатых цветов и огромное розовое пластмассовое сердце и раскидала повсюду блестки — такой уж у нее был период. Магнус немного поиграл на баяне, купленном, насколько я поняла, чтобы укреплять мышцы рук, совмещая приятное с полезным.

Вайолет, как всегда, приготовила потрясающую еду. Большую часть вечера они с Мэртой трепались о косметике, и в итоге обе напились. Майор с Магнусом обменивались опытом накачивания мышц в условиях строгой дисциплины. Бенгт-Йоран и Бенни обсуждали охоту на птиц.

И все это время я полулежала в большом Мэртином кресле с шарпейчиком на руках и была счастлива, как никогда.

Арвид родился в августе, поженились мы в октябре, и за все это время Дезире ни разу не перекатилась на мою половину кровати. Иногда я лежал и, затаив дыхание, ждал, что это случится, когда она неспокойно ворочалась в постели, но заканчивалось все тем, что она вытаскивала Арвида из люльки и прижимала его к груди. Даже в нашу брачную ночь ничего не произошло, только в щечку поцеловала. Могли бы с таким же успехом в кино сходить.

Само собой, она тут же взяла декрет — о том, чтобы мне сидеть с ребенком, и речи быть не могло, это даже она поняла. Как-то утром прихожу я из коровника, смотрю — а она соорудила роскошный английский завтрак с омлетом, беконом, фасолью, тостами с мармеладом и всеми делами. Причем сама сидит и грызет какой-то жалкий салатный лист — она тогда пыталась прийти в форму после родов, — зато я уж отдал должное ее стараниям!

С тех пор это вошло в привычку, огромный шведский стол по выходным и горячий завтрак по будням. Плюс обед и ужин. Комбинезон теперь налезал на меня с трудом, и мне казалось, что я очутился в раю! Мать-то ограничивалась кашей с кофе.

По пятницам непременно выходил «Рябиновый листок», и это был самый настоящий праздник. Дезире снимала Арвида во всех мыслимых и немыслимых ракурсах, тайком фотографировала меня в коровнике, а потом сочиняла смешные подписи. Она покупала мне пару банок крепкого пива и готовила что-нибудь вкусненькое к ужину, как правило, что-то такое, что я и выговорить не мог.

Энергия из нее так и била ключом, и она придумала себе кучу новых занятий, которые раньше ей бы и в голову не пришли. Она начала собирать бруснику — правда, удовольствоваться брусничным вареньем было бы для нее слишком просто, поэтому она готовила из нее нечто с мудреным названием «брусничное чатни», напоминавшее на вкус микстуру от кашля. Она пекла пироги с черникой и черной смородиной из собственного сада — вкусные, но чертовски кислые, потому что сахар — это зло. Она научилась разделывать и фасовать мясо и заказала семена для грядки с зеленью. Она ревностно прочитывала первую часть журнала «Сельская жизнь», словно Библию, и даже подумывала начать вязать варежки.

Я ее хвалил, добавляя, что не понимаю, когда она все успевает — раньше-то она вообще ничего такого не умела.

— Видать, это у вас в крови, — ухмылялся я. — Заведете мальца — и давай вышивать и печь булочки с корицей!

Я отдавал себе отчет, что рискую перегнуть палку.

Она косилась на меня, зная, что это не просто шутка. Я ведь и сам немного в это верил — меня вот, к примеру, в жизни вязать не заставишь.

— Неужели ты думаешь, что образованному человеку сложно осилить поваренную книгу? — отвечала она. — И как ты не понимаешь, что раз уж у тебя нет возможности реализовать себя в профессиональном плане, то хочется хотя бы чего-то достичь на домашнем фронте? Могу поспорить, что, когда тебе удается пропахать прямую борозду или там аккуратно сложить свои тюки сена, ты получаешь от этого такое же удовлетворение, что и я, когда глажу занавески или замораживаю свежую выпечку про запас! Мы отлично справились со своей работой и хотим, чтобы это оценили другие!

Как ни странно, традиционное разделение ролей мне по душе, — призналась она в другой раз. — Сложно не поддаться искушению. Ты выполняешь всю тяжелую, грязную работу, а потом приходишь домой, я сдуваю с тебя пылинки — и мы оба довольны друг другом. Тем более пока Арвид лежит там, где его положат, и мне не нужно каждый день ездить на работу! Ты хоть понимаешь, что мы живем в иллюзорном мире, в раю для дураков? По крайней мере, до лета. Вот тогда пойдут другие пироги!

Да, мы оба знали, что ей опять придется выйти на полную ставку, чтобы мы могли свести концы с концами. Дела в усадьбе шли не ахти, канитель с евросоюзной дотацией сожрала всю небольшую прибыль. Но мы выстояли. А когда Арвид начал ползать, тут и шведский стол заметно оскудел.

Лишь одна маленькая тучка омрачала наш безоблачный горизонт, крохотное облачко, которое, хотелось бы верить, тоже скоро исчезнет. Правда, всегда оставался риск, что эта тучка — предвестник надвигающегося холодного фронта…

Мы почти друг с другом не спали с тех пор, как родился Арвид. По крайней мере, как следует. Ладно, положим, время от времени мы все же прилежно исполняли супружеский долг, примерно как с Анитой в те разы, когда она До Себя Допускала. Даже не знаю, от кого это зависело. Иногда мне казалось, что все дело в том, что перед ее ночной рубашки зачастую колом стоял от засохшего молока. Ничего не скажешь, сексуально! В такие вечера она была для меня Матерью и только — переспать с ней казалось мне инцестом чистой воды. Когда же я был в духе, она только покорно шла на поводу, безо всяких там обычных штучек с постанываниями и причитаниями, мне никак не удавалось ее завести.

А иной раз и без Арвида не обходилось. Этот чертенок явно из кожи вон лез, чтобы предотвратить появление братика или сестренки. Он как чуял, когда один из нас хоть на сантиметр пододвигался к другому, — тут же открывал свой маленький ротик и начинал реветь белугой! Дезире конечно же давала ему грудь, и они мирно засыпали. А я лежал и жалел себя. Завтраки завтраками, но все же…

Это напоминало экспедицию в неведомые страны. Мне предстояло наладить контакт с аборигенами, изучить их культуру, нравы и обычаи. Стать «своей» в этой деревенской глуши. Стать одной из них. Нет, я вовсе не считала себя лучше них — последние остатки таких мыслей выветрились из моей головы после того ужина у Бенгта-Йорана с Вайолет. Наоборот!

Я казалась себе неполноценной. Большинство женщин, с кем я здесь познакомилась, умели делать вещи, о которых я понятия не имела. Мережка и саржевое плетение? Жаккардовое полотно и суп с клецками? У них всегда была в запасе тысяча премудростей, как обращаться с детьми. Если я приходила в местный тренажерный зал с орущим Арвидом в коляске, стоило одной из них взять его на руки, как он тут же затихал. Они умели пришивать пуговицы, вставлять «молнии», чинить одежду и обметывать петли. Они сами красили волосы, стригли своих мужей и детей, выращивали мастерски подстриженные кустарники, обменивались друг с другом рисунками вязания и луковицами. В то же время большинство из них еще успевало работать в городе на полставки. (То есть женщины — мужчины либо вкалывали круглыми сутками, либо били баклуши. А иногда и то и другое сразу, если они работали на стройке…)