Женское желание обходили молчанием вплоть до пятидесятых годов. Тогда женщины впервые массово собираются и заявляют: «Мы тоже хотим, нас тоже раздирают животные страсти, наши клиторы как хуи, они требуют удовлетворения», – и поводом для этого стали первые рок-концерты. «Битлз» вынуждены перестать выступать на сцене: женщины в зале орут от каждой ноты, перекрикивая музыку. И сразу же презрение. Истерия фанаток. Никто не хочет слышать то, ради чего они туда съехались: они сгорают от желания. Это важнейшее явление игнорируют. Мужчины не хотят ни слова слышать об этом. Желание – это их и только их вотчина. Удивительно, что девушку, вопящую от страсти при звуке гитары Джона Леннона, презирают, а когда какой-нибудь старый пердун присвистывает при виде девчонки в короткой юбке, это нам кажется игривым и молодцеватым. Есть вожделение, которое считается признаком здоровья, общество соглашается с ним, выказывает ему благожелательность и понимание, видит в нем повод для комплиментов. А есть вожделение по сути своей гротескное, чудовищное, вызывающее смех и отвращение.

Народное объяснение психологии нимфоманок – общеизвестный пример шельмования: считается, что они множат сексуальные контакты от досады на то, что не ощущают сексуального удовлетворения. Тем самым распространяется представление, будто иметь множество сексуальных побед – это непременно признак женской фрустрации. Но на самом деле эта теория лучше подошла бы мужчинам, фрустрированным скудостью своей чувственности и оргазмов. Это мужчины переоценивают и идеализируют женское тело и, будучи неспособны получить от него ожидаемое удовлетворение, принимаются коллекционировать победы в надежде однажды пережить нечто из разряда истинного оргазма. В очередной раз то, что по сути верно для мужчины, выворачивается наизнанку, чтобы стигматизировать женскую сексуальность.

Когда Пэрис Хилтон переходит грань, встает раком перед камерой и пользуется тем, что документ опубликован, чтобы завоевать всемирную известность[25], понимаешь кое-что важное: она принадлежит в первую очередь к своему социальному классу, а уж потом к своему полу. Поэтому в студии телепередачи «Нюль пар айёр», где она оказалась перед Жамелем Деббузом[26], разыгралась интересная сцена. Молодой комик сразу же пытается припечатать ее, вернуть ее на место падшей женщины: «Ха, я тебя знаю, я тебя видел в интернете». Он говорит от имени своего пола и рассчитывает на свое изначальное превосходство, чтобы поставить ее в неловкое положение. Вот только Пэрис Хилтон – не какая-нибудь заштатная порноактриска, не просто женщина, чью пизду видели все, – она прежде всего наследница сети отелей «Хилтон». Ей даже в голову не придет, что мужчина ниже ее статусом может представлять для нее малейшую угрозу. Она и бровью не ведет, она едва на него смотрит. Ноль растерянности. Дело здесь не в особенностях ее характера. Просто она всем нам ясно дала понять, что может себе позволить трахаться на глазах у всех. Она принадлежит к той касте, которая исторически имеет право на скандал, на несоблюдение правил, которые применяются к простому народу. Она не просто женщина, подчиняющаяся взгляду мужчины, она – представительница господствующего класса, над которой не властно суждение нижестоящего.

Так становится понятно, что единственный способ подорвать жертвенную ритуальность порно – это привлечь в него девушек из высшего класса. Когда взрывается цензура, навязанная власть имущими, то взрывается и моральный порядок, основанный на всеобщей эксплуатации. Семья, воинственная мужественность, целомудрие – все традиционные ценности направлены на то, чтобы навязать каждому полу его роль. Мужчинам – быть бесплатным пушечным мясом для государства, женщинам – рабынями для мужчин. В конечном счете все мы закабалены, наши сексуальности конфискованы, проконтролированы, нормализованы. Всегда есть класс, заинтересованный в том, чтобы все оставалось как есть, и скрывающий свои истинные мотивы.

Действие версии «Кинг-Конга», снятой Питером Джексоном в 2005 году, начинается на заре прошлого века. Параллельно со строительством индустриальной, современной Америки общество прощается со старыми развлечениями – театром бурлеска, труппой-товариществом – и готовится к современным формам развлечения и контроля: кинематографу и порнографии.

Амбициозный и лживый кинорежиссер берет с собой на корабль блондинку. Она – единственная женщина на борту. Корабль направляется к острову Черепа. Этого острова нет на картах, потому что оттуда еще никто не возвращался. Первобытные племена, доисторические существа, девочки со спутанными черными волосами и жуткие беззубые старухи воют под проливным дождем.

Блондинку похищают, чтобы принести в жертву Кинг-Конгу. Прежде чем отдать ее огромной обезьяне, ее связывают, а какая-то старуха надевает на нее ожерелье. Других жертв с таким же ожерельем чудовище глотало в мгновение ока, будто канапе на шпажке. У этого Кинг-Конга нет ни члена, ни яиц, ни груди. Ни одна сцена не позволяет приписать ему гендер. Не самец и не самка. Он просто мохнатый и черный. Это травоядное и склонное к созерцанию существо наделено чувством юмора и знает, когда показать свою силу. В фильме нет ни одной эротической сцены между Конгом и блондинкой. Красавица и чудовище приручают друг друга, чувственно нежны друг с другом – но без сексуального подтекста.