в течение часа. Его кузен, человек куда более приятный, вытащил его из бара и довел до места нашей встречи. Ужас, да и только! – Клара скорчила гримасу.

– Это отвратительно, – отозвалась Лена, подставляя очередную деталь к краю будущей картины.

– Именно! После этого я позволила себе отшивать их без зазрений совести. Трудно найти кого-то, когда разочарования так и сыплются со всех сторон. – Клара в очередной раз бросила взгляд на Лену. – Но если бы я не попыталась, моя жизнь осталась бы прежней. Если ты не пытаешься ничего изменить, ничего не меняется. Совершая попытку за попыткой, человек, возможно, встретит кого-то, кто заставит его ждать часами. Но, возможно, найдет и того, о ком всегда мечтал.

Слезы покатились по щекам Лены, и Клара подошла к ней, чтобы положить руку ей на плечо.

– Мне больно, – призналась Лена. – Я всего-то хотела иметь одного-единственного друга.

– Знаю, – Клара обняла ее. – Но иногда свежий взгляд – это именно то, что нужно. Возьмем Александра. Тебе страшно от того, что он может о тебе подумать, но ты хоть раз думала о том, через что он сам прошел? Вероятно, он тянется к тебе, потому что и сам одинок.

– С чего бы ему быть одиноким?

– А как иначе? Он тут никого не знает и только что лишился родителей. Ты хоть раз думала, что, вероятно, ты нужна ему больше, чем он тебе?

Лена ни разу не размышляла об этом. Но она помнила, как другие дразнили ее «железноногой», и грусть сжимала ее сердце всякий раз, когда она наблюдала из окна, как ребята играют в прятки, даже не спрашивая, хочет ли она с ними. Хватит ли у нее сил еще раз открыться кому-то?

– Нет. Вероятность этого мала.

– Но она всегда есть. – Клара положила два красных кусочка пазла, завершая контур небольшого букета. – Так почему бы тебе, скажем, не попытаться пойти навстречу Александру, а я в свою очередь отвечу маме насчет очередного потенциального мужа – мужчины по имени Морис из Хэмпстеда. Хотя не знаю, заслуживают ли люди с таким именем доверия, – полушутя сказала она.

– Не думаю, что шанс есть. – Лена надеялась, что Клара начнет спорить, но та лишь пожала плечами.

– Как знаешь, я сказала тебе что хотела. Но помни, Лена, попытаешься ты или нет, время все равно пройдет безвозвратно. – И Клара поставила на место последний кусочек пазла.

* * *

– Тур сейчас в самом разгаре, свободных купе нет, – сказал Тео, ведя за собой Александра. – Но Хорас согласился выделить тебе одно купе для прислуги. Сюда, пожалуйста.

Тео прибавил шагу, и Александр едва поспевал за ним. Цирк представлял собой вереницу вагонов, где все купе были соединены общим коридором, который, как казалось, тянулся вечно. Александр постоянно оглядывался по сторонам, пытаясь запомнить, что где находится. Когда они остановились на повороте, то увидел, как пара ребятишек заливисто смеялась, глядя как жонглер, балансируя на уницикле, перекидывал шары. И хотя само по себе зрелище было обыденным, шары превращались в любое животное, которое называли дети.

– Лев! – крикнул один из них, и жонглер хлопнул рукой по желтому шарику, а тот прямо в полете превратился в плюшевого львенка и упал на землю перед ребятней.

В окно слева он увидел двух воздушных гимнастов, которые изгибали свои тела в совершенно невообразимые фигуры на сверкающем белом канате, натянутом между двух деревьев в березовой рощице. Оба были в бело-серебристых костюмах и поэтому почти сливались с фоном. Александру пришлось пару раз моргнуть, прежде чем он сумел различить людей на фоне деревьев.

– Вначале тебе будет непривычно, но скоро все устаканится, – сказал Тео.

Спустя еще пару минут ходьбы они добрались до спальных вагонов. Каждая дверь была сделана из дуба, выкрашена в темно-синий цвет и имела позолоченную табличку с номером, написанным римскими цифрами. Пытаясь поспеть за Тео, Александр заметил серию портретов в золотых рамах на стене коридора. Кажется, то были портреты людей, покинувших цирк, но чей вклад навсегда останется в истории «Мира чудес». Он поежился, почувствовав, что глаза картин словно преследуют его.

– Глаза? – усмехнулся Тео.

Александр не хотел показаться напуганным, но портреты не могли оставить его равнодушным, поэтому он неохотно кивнул.

– Это оптическая иллюзия. Вскоре ты поймешь, что многое здесь – не то, чем кажется, – ответил Тео и подмигнул Александру.

Они повернули направо и пошли по плохо освещенному коридору к двери без таблички.

– Опасаюсь, что это единственная свободная комната. – Тео провернул в скважине золотой ключ, с которого свисала фиолетовая лента. Александр ахнул: комната оказалась больше, чем любое другое место, где он останавливался до этого. У одной стены была односпальная кровать, накрытая бархатным синим покрывалом, с четырьмя большими расшитыми золотыми нитками подушками. У другой стены стояли туалетный столик и небольшой шкафчик. Между ними находился обычный стол. Александр покачал головой, не веря своей удаче. Никогда у него не было собственной комнаты, и уж тем более он не жил в комнате с дверью и кроватью. Но даже теперь он все равно тосковал по маме.

– Я еще до Рождества передал Марте твои мерки, поэтому можешь заглянуть в ящик. Уверен, там найдется все что нужно. А теперь, – Тео направился к выходу, – я оставлю тебя здесь. Располагайся. Ужин в семь.

– Подождите! – попросил Александр.

– Да?

Глаза мальчишки бегали, он с трудом заставил себя посмотреть на иллюзиониста.

– Тут ведь нет полиции? Никто не найдет меня?

Тео улыбнулся:

– Даю тебе слово, Александр, никто здесь не знает, кто ты и как тебя найти. Ты в безопасности.

Парень потупил взгляд, а потом произнес:

– Спасибо.

– Если потеряешься по пути к вагон-ресторану, просто вдохни. Уверен, нос тебя не подведет. – Тео в очередной раз подмигнул ему и удалился.

Едва Александр остался в комнате один, как сразу выдвинул отделение шкафчика. Там были разноцветные рубашки и свитера, чистое нижнее белье и по меньшей мере десять пар одинаковых носков синего, черного и серого цвета. На полу внизу нашлось две пары ботинок: одни черные, одни коричневые. Он в жизни не носил новых ботинок! Кожа была мягкая и никаких дыр на подошве! На глазах сами собой навернулись слезы. Он еще раз открыл ящик и провел рукой по мягкой ткани рубах и шерстяных свитеров, прижимая их к щеке.

Но он тут же одернул сам себя, закрыл шкаф и лег на кровать. Он не планировал заболеть бронхитом, ломать ребро и тем более остаться жить у этих людей. Изначальный план был прост: забраться в вагон, чтобы набить карманы съестным, и смотаться, но не оставив