– Может, ты заткнешься наконец, умник? – проворчал Гийом.

– Господа, – пролепетал Маленгр, – милейшие… я не знаю… Жийона… И потом, я нахожусь в услужении у монсеньора де Валуа…

– Довольно! Веди нас к Миртиль.

– Миртиль! – прошептал Маленгр, вытирая выступивший на лбу холодный пот. – Миртиль… О! Понимаю… – добавил он, задрожав от страха. – А! Так вот что уготовила мне эта презренная мерзавка!.. Господа, клянусь вам… Сжальтесь надо мною…

– У тебя есть минута, чтобы решиться, – сказал Буридан таким тоном, что Маленгр тотчас же понял, что шутить с ним никто не собирается.

В эту минуту последней передышки Симон Маленгр, который, как наши читатели уже могли заметить, был невероятно сметлив и расчетлив, быстренько прикинул свое положение и понял, что у него есть лишь два выхода: либо он подчинится требованию Буридана и тогда, несомненно, будет повешен сеньором графом де Валуа, либо он повиноваться откажется и тогда – что также не вызывает сомнений – будет заколот. Но холодную сталь кинжала он ощущал уже здесь и сейчас, тогда как месть Валуа представлялась ему перспективой далекой и туманной.

Так размышлял Маленгр, когда острие ножа вдруг больно укололо его в горло.

– Я отведу вас, отведу! – воскликнул он. – Пойдемте!

– Иди! – сказал Буридан. – Бигорн, встань рядом с ним; попытается бежать – прибей его дубинкой.

– Вот так-то, мой старый товарищ! – промолвил Бигорн, беря Симона Маленгра под руку. – Этот Буридан – да заберет его чума! – настоящий зверь, для которого слова «тактичность», «деликатность» ничего не значат… А ведь мы с тобой когда-то вместе грабили, жгли, раздевали прохожих – и всё это тихо, так, что никто из тех, кто имел с нами дело, и не думал жаловаться. Прибить тебя дубинкой! Не бойся: клянусь святыми Варнавой и Баболеном, я довольствуюсь тем, что просто тебя придушу!

Говоря так, Бигорн тянул за собой Маленгра в том направлении, которое жених Жийоны указывал, и вскоре весь отряд оказался в здании, где содержалась взаперти Миртиль.

Поднявшись по лестнице, семеро мужчин вышли к коридору, по которому пару часов назад проходила Жийона, и Симон Маленгр направился к указанной ему двери.

– Это здесь, – сказал он.

– Открывай! – прорычал Буридан.

– Открыть не могу, так как ключи есть только у Жийоны.

– Миртиль! – крикнул Буридан.

– Буридан! – отвечал изнутри преисполненный радости и надежды голос девушки. – Неужели это ты, Буридан?

– Да-да!.. Тебе нечего больше бояться! Ты спасена!

В то же время юноша надавил плечом на дверь, которая затрещала. Еще немного – и она бы поддалась… В этот момент в другом конце коридора раздался невнятный шум голосов и поспешных шагов, и появился вооруженный отряд, освещаемый неясным светом факела, который нес один из лучников.

– Проклятье! – вскричал Буридан.

– Наконец-то! Вот она – смерть, – прошептал Филипп с восторженностью, близкой к безумию.

Почти в тот же миг отряд, во главе которого бежал с трудом переводящий дух Валуа, налетел на шестерых друзей… В этом узком коридоре хриплое ворчание, гневные вопли, брань смешались с бряцанием стали… Вдруг коридор погрузился в непроглядную тьму: Ланселот Бигорн ударом кулака сбил с ног державшего факел лучника и подошвой затушил горевшую камедь.

Тогда заварушка превратилась в кошмарный сон, где мелькают лишь тени, а единственным ориентиром сражающихся становятся стоны и крики ярости.

Шестеро друзей в инстинктивном тактическом движении объединились в одну группу и, выставив вперед кинжалы, начали медленно отступать той же дорогой, какой и пришли.

Слышался голос Валуа, который кричал: «Смерть им!» и требовал принести еще факелов. Он был на несколько шагов впереди своих лучников, которые, не имея таких же причин рисковать своей шкурой, продвигались вперед с большей осторожностью.

Внезапно Валуа замолчал.

Лучники еще несколько минут продолжали метаться по темному коридору, выкрикивая угрозы противникам и осыпая их бранью.

Но – странная штука! – противники эти, то есть шестеро товарищей, до сих пор отвечавшие на оскорбления ругательствами, достойными героев Гомера, теперь молчали.

Вдруг отблески факелов осветили этот мрачный проход. Из глубины особняка подоспела подмога, и на сей раз с десятками огней.

И тогда лучники Валуа издали ужасный крик. Граф исчез, а вместе с ним – Буридан и его спутники.

Из какого-то закутка выплыла шатающаяся, дрожащая фигура: то был Симон Маленгр, который во время боя тихонько отполз в сторонку и который, распрямившись, теперь вопил во все горло:

– Караул! Режут!.. На помощь!..

– Арестуйте его, капитан! – сказал чей-то голос. – Это он предал монсеньора!

Симон Маленгр узнал Жийону и прошептал:

– Мне конец!

Больше ни о чем подумать он не успел: его повязали, подхватили и понесли в подвалы особняка, где – ошеломленного, полумертвого от страха – бросили в темницу.

Вскоре вокруг него воцарилась тишина.

Симон Маленгр присел на корточки, опустил голову на колени и зарыдал.

* * *

Как долго пробыл там этот бедняга, впавший в оцепенение, потрясенный ужасными мыслями, что так вертелись у него в голове? Этого, вероятно, не сказал бы и он сам.

День ли был на дворе или же ночь – этого он тоже не знал, так как в камеру его не проникал даже лучик света.

Действительно, дом Валуа, организованный по подобию Лувра, похожий на крепость, располагал, как и все тогдашние особняки сеньоров, собственными темницами, собственной камерой пыток, собственным позорным столбом и собственной же виселицей, которая высилась на вершине башни, расположенной неподалеку от того места, где позднее предстояло появиться одной из башен Бастилии.

Прохожие, поднимая глаза на эту башню, довольно-таки часто видели чей-нибудь болтающийся на перекладине труп, зловещим часовым вставший на охрану Парижа.

И тогда прохожие говорили друг другу:

– Похоже, этой ночью монсеньор де Валуа вершил суд.

Именно в подземельях этой башни, где имелась также и комната для допросов, точнее – для пыток, были оборудованы темницы сеньора графа де Валуа, если слово «оборудованы» вообще применимо к примитивному устройству этих низких залов, вся обстановка которых ограничивается толстой цепью, прочно закрепленной на стене железными скобами.

Незадачливый Маленгр, ставший жертвой своей собственной алчности и расчетливости, находился, стало быть, в одной из таких темниц, не осознавая, сколько уже времени длится его заключение. Голода он не испытывал, но вот горло его обжигала невыносимая жажда.

– Ох! – простонал в этот момент несчастный узник. – Неужели я буду вынужден умереть от жажды? Чего бы я только ни отдал за то, чтобы хоть на минутку оказаться в кабачке Кривоногого Ноэля! О! Окажись я там, заказал бы целый кувшин ячменного пива, и самого свежего! – Он вдруг остановился, услышав шум за дверью. Кто-то пришел. Кто-то отодвигал запоры!..