Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Девушка останавливается.
– Хорош орать. Что надо?
– Любви и дружбы, – с готовностью отвечает Иван Космонавтов. – Имя, прошу – имя розы!
– Ну, Лера.
– Нулера? Впервые слышу такое имя – Нулера. Даже красиво…
– Валерия. Ва-ле-ри-я.
– Иван Космонавтов. Это псевдоним. На самом деле… неважно. Не суть! Короче, как мне смыть позор?
Девушка показывает на канал.
– Видишь, какой срач? Всякие свиньи вроде тебя весь город изгадили. Хочешь смыть позор – полезай в воду и поработай. Собери банки, бутылки…
– Гениально, – соглашается Космонавтов. – Где спуск на воду?
– А там, подальше.
– Вперёд! – командует сам себе Космонавтов.
Максим хохочет.
– Нос откушу! Тоже мне терминатор! Слушай, мне кто-то капал на тебя, что ты с этими связался, с эсерами. Ты что, правда стал этот… социалист-революционер? Федька, бросай эту похабень к чёртовой матери. На кой нам революция? Мало тебе этой заварушки в семнадцатом? И правильно вас, придурков, сажают. Люди жить хотят, а вы как нечистая сила колбаситесь. Ты думаешь, мне всё нравится в этой стране? Да мне всё не нравится. Тут, знаешь, везде один сплошной мой папаша! Куда ни ткни – папаша сидит! Во сцепились отцы-молодцы – жопа к жопе, не пробьёшься! Но я папашу сам не буду резать и тебе не дам. Если что, я лягу в Озерках с пулемётом! Ты меня понял? – вдруг довольно угрожающе спросил Максим.
Фёдор молчит.
– Пиво давай пей! – крикнул Максим. – Друга встретил – пиво пей, революционер!
Тихая сомлевшая мамаша, Юра и чумазая вошли во двор, остановились у двери.
– Юрочка, Юрочка, – лепечет мамаша.
– Мы – на втором этаже. Квартира девять…
– Слушай, русский, а ты мамку уложи, кота покорми, и айда на рынок погуляем?
– А ты подождёшь, честно?
– Обижаешь, беленький! Эльвира сказала!
– Я быстро! – обрадовался Юра.
Варя и Ксана поднимаются по лестнице.
– Видишь, его тут все знают, нашего дедулю, – говорит Варя. – Квартира двадцать один. О, гляди, табличка…
Возле обшарпанной двери привинчена пластинка с надписью «Иеремия Браун».
– Имечко! – веселится Ксана. – Иеремия! Ты думаешь, это наш старикан? Интересно, а сокращённо как – Иера? Ерёма?
– Нормальное имя, из Библии. В Англии он был бы Джереми. Мы скажем: господин Браун.
На звонок открыла неказистая девица лет тридцати, с хитрым прищуром.
– Господин Браун? – тоном светской дамы спросила Варя.
– У себя. Третья дверь, – лаконично ответила девица.
Перед дверью в комнату Брауна Варя и Ксана что-то оробели.
– Давай, Варька, ты всю кашу заварила, давай рубись.
Варя стучится.
– Господин Браун!
Молчание.
Фарида обрабатывает руки женщины, рассматривает её кольцо.
– Красивое какое у вас кольцо.
– Да, – отвечает женщина, – от дедушки. Чёрный опал, редкий камень. Приносит несчастье.
– Вы знаете, я вам верю. Хотя трудно. Такой маленький красивый камушек – и вдруг несчастье! Женщины любят всякое такое. Загадки там, тайны. А вообще поговоришь с человеком – и всё понятно. Жизнь! То есть я хочу сказать, что несчастья и без всяких камешков бывают, да? Правильно?
Женщина страдальчески закрывает глаза, вот-вот заплачет.
– А кофейку не хотите? – ласково спрашивает Фарида.
Женщина кивает.
– Простите, – говорит она. – Такой день… Ниточку я сегодня нашла, ниточку…
– Ниточку? – переспрашивает Фарида.
– Потому что надо мне один клубочек размотать. Такой клубочек – двадцать лет наматывала, а теперь мне его размотать надо…
Иван Космонавтов плавает в канале, собирает банки, бутылки, обёртки от мороженого и забрасывает Лере на пристань. Та аккуратно складывает мусор в пластиковый мешок. Граждане начинают интересоваться происходящим.
– Гринпис? – спрашивает компания молодых людей. – Акция протеста?
– Местный актив молодых уборщиков России, – отвечает Лера. – Сокращённо «МУР». Наш девиз – «Убери дерьмо».
– Новеньких берёте? – заинтересовался один юноша.
– А кто главный у вас?
– Всех берём, – отвечает Лера. – Главный – вот он. Зовут Иван Космонавтов.
– Сам чистит! Во молоток! – компании понравилось.
– Сила личного примера, – объясняет Лера.
Ребята переглянулись.
– Ну что, мужики, девиз подходящий. Дерьма всем хватит.
Стали раздеваться.
Варя толкает дверь в комнату господина Брауна.
Это старый мир. В нём нет новых вещей. Мебель и картины начала двадцатого века. Как ни странно, довольно чисто.
Браун лежит за ширмой на кровати.
Варя и Ксана подходят.
– Он вообще живой? – тревожится Ксана.
Старик открывает глаза.
– Добрый вечер, господин Браун, – громко произносит Варя.
Эти слова оживляют Иеремию Брауна. Он садится на постели, смотрит на девочек.
– Варвара Панкратова, Оксана Никитенко, – представляет себя и подругу Варя.
– Очень приятно. Чем обязан? – старик выглядит совсем вменяемым.
– Мы вашу собачку принесли, – говорит Ксана. – Вашу Дору. Мы были в кондитерской, а собачка заснула… совсем. А вы ушли. А уборщица ругалась, что собак дохлых на неё вешают.
– Мы взяли Дору, попросили сумку какую-нибудь и стали спрашивать на улице, кто вас видел. А вас тут все почти знают…
– Короче, вот ваша собачка, а мы пошли, – заключила Ксана.
Старик встал, прошёл к круглому столу, жестом пригласил девочек присесть.
– Вы пионеры? – спросил он. – Или нет – комсомолки? Позвольте записать ваши имена и адрес вашей школы. Я сегодня же направлю благодарность.
Ксана фыркнула. Варя посмотрела на неё строго.
– Нет, господин Браун, мы уже учимся в высших учебных заведениях. Я могу оставить вам свою визитку. Пожалуйста.
– Благодарю. Ещё одна просьба: пожалуйста, эту сумку… возьмите и…
– Закопать где-нибудь? – спросила Ксана. – Мы сами хотели, но надо было хозяина спросить.
– Вы совершенно правы. Всегда следует спрашивать хозяина. С юридической точки зрения вы поступили грамотно.
– А вы юрист? – полюбопытствовала Варя.