— Раздевайся, если хочешь заработать, — отдаю четкий приказ, не спуская с неё пристального взгляда.

— Девушка, я на тройничок не соглашалась, — шипит возмущённо, кидая взгляды в сторону моего мужчины. — Только с доплатой.

Я сначала не понимаю, о чем речь, но потом до меня доходит и я сглатываю тошноту.

— Нет, нет, — задыхаюсь, стараюсь восстановить дыхание. — Ты отдаешь мне платье и уходишь.

— Вот еще. Знаешь сколько этот мужик мне хочет за ночь дать…

Целую ночь? А зачем так долго? Разве мужики не на час шлюх заказывают?

Подозрительно, что же он с ней собрался делать так долго.

— Сколько? — не пасую я, обдумывая, сколько у меня осталось денег в сумочке.

— Пятьдесят баксов, — гордо заявляет и я выдыхаю.

Не так уж и много. На самом деле сущие копейки. Достаю остатки, впихиваю ей в руки.

— Вот тебе сотня и давай уже платье, — нервно смотрю в сторону балкона, где вижу только спину и дым, тянувшийся ветром на улицу.

Кажется, не заметил.

— Так и думала, что ты мажорка, — хмыкает девушка, кивает в сторону Тамерлана. — Муж что ли твой?

— Муж, муж. Давай быстрее.

Она профессиональным, наработанным движением стягивает платье, а я свое. И мы меняемся. От чего-то в голове начинает шуметь.

Наверное, от того, что в панике, я пытаюсь сообразить, зачем все это делаю.

Куда я влипла и главное, как буду выкручиваться в случае поражения.

Но уже поздно думать, потому что девка забрала деньги и счастливая ускакала прочь, а Тамерлан, нехило пошатываясь выходит с балкона.

По телу, неконтролируемо проноситься сладкая дрожь. В голове стоит шум. А глаза застилают слёзы.

Это происходит, в один миг, когда Тамерлан выходит с балкона и в небрежном движении поднимает руку.

Цепляет рубашку за ворот и стягивает, открывая взору все великолепие своего неотразимого тела.

Внимание приковывает повязка на его плече, от чего воспоминания накатывают волной, и меня пронзает щемящее чувство нежности, ведь он получил ранение, защищая людей и меня в том числе.

Мой герой.

Продолжаю разглядывать его сквозь полуопущенные ресницы и вздыхать от сладостного томления в груди, что распирает легкие, не давая свободно дышать.

И если еще секунду назад я испытывала сомнения по поводу своих решений, то мощный, обнаженный торс, покрытый легкой россыпью темных волос, молниеносно их рассеял.

Его мощная энергетика и давящая близость лишают меня дара речи. Из горла рвутся только урчащие хрипы, а кожа покрывается жаром, когда Тамерлан, ничего не стесняясь, берётся за ремень и резким движением дергает за пряжку. Небрежно откидывает на пол, а звон, соприкоснувшийся с полом пряжки, продолжает звучать в голове.

Дыхание прерывается, когда его ширинка подвергается нападению. Штаны падают вниз, и он их просто отшвыривает.

Оставаясь лишь в черных боксерах, которые не могут скрыть бугра. И он еще не столь велик, как был в туалете. И я даже не вскрикиваю, когда вслед за штанами летят и трусы.

Напряженно сглатываю, моргая часто-часто мокрыми ресницами, облизываю вмиг высохшие губы.

— Не нужно играть в скромницу, мне это не интересно, — говорит с нотками раздражения и через секунду оказывается рядом.

А я продолжаю смотреть на поникший член, вспоминая, каким огромным он может быть, если его возбудить.

Устрашающе большим.

Готова ли я вновь его увидеть?

Да, черт подери.

Я же именно за этим и пришла. Тогда почему сердечко так заходится в груди? Почему же так страшно и волнительно.

В воздухе повисло напряжение. Запах ужаса вперемешку с удушающей похотью.

Поднимаю взгляд медленно, ощущая, что не могу пошевелиться и вымолвить хоть слова, как рыба, выброшенная на берег, только хватаю ртом воздух.

Тем более, что так приятно ласкать взглядом выпуклости мышцы и смуглость жесткой кожи.

Становлюсь смелей, поднимаю руку к груди и вскрикиваю, когда он хватает пятерней мои волосы.

Но грубость неожиданно сменяется нежностью, и он пропускает пряди между пальцев, внезапно наклоняется и вдыхает аромат, от чего мне хочется улыбнуться, потому что теперь я знаю, он не мог перепутать пережженное, крашеное дерьмо с моими шикарными, шелковистыми волосами.

Шлюху он бы так не нюхал. И пусть в его глазах пугающая пустота, я знаю, что значу для него намного больше, чем он может осознать.

Он должен был меня узнать, а значит можно подняться на цыпочки и ощутить твёрдость его губ.

Веду рукой вверх по каменному торсу, и меня накрывает доля сомнения и страха. И не зря, потому что за рукой растёт и член.

Становится громадным. Держится словно управляемый неким кукловодом, слегка покачивается из стороны в сторону, смущая меня величиной темно-розовой головкой.

К нему мне ещё предстоит вернуться, но сейчас я хочу поласкать его тело. Обнять, поцеловать.

Пальчиками прохожусь по мускулистым плечам и жду, когда он начнет ругать меня за опрометчивость поступка. Или хвалить.

Даже не знаю, что будет лучше.

Жду от него хоть что-то. Но, не дождавшись и почти потерявшись в темноте его стеклянных глаз, целую смело, пробуя на вкус долгожданные, сухие губы и слышу грубое:

— Такие поцелуи мне не нравятся.

— А какие нравятся, — еле выдыхаю, предвкушая, что сейчас он начнет учить меня целоваться по-французски. — Французские?

— Немецкие, — пьяно хмыкает он, накручивая пряди моих волос до острой боли на свой огромный кулак со сбитыми костяшками и одним движением ставит на колени.

Недоумевая, поднимаю взгляд, хочу открыть рот, чтобы возмутится, спросить, в чем дело, но на щеки мне начинают сильно давить крупные пальцы, а губ уже касается горячая плоть, вызывая во мне бесконтрольную панику.

Противоречивые чувства пронзают с головы до ног, и я не понимаю, как мне поступить. Как вести себя и что делать с этим ярым, животным напором, совсем не нежным, как я ожидала.

Уже тысячу раз пожалела, что пришла к нему, когда он пьян. Если бы его разум был чист, он никогда не обошёлся бы со мной так жестоко.

Что же мне делать.

Сопротивляться, кричать, ведь я совсем не так хотела лишиться девственности. Не грубо, как животное, а в любви, на супружеском ложе, чувствуя себя принцессой.

Но с дугой стороны, мы же не в сказке, не в моих голубых грезах, разве я не должна удовлетворять желания своего темного принца.