перенеслись на две тысячи лет назад, мы бы ничего не смогли сделать, чтобы всё ускорить. Я не знаю, как сделать паровой двигатель. От нас не было бы большого проку в роли путешественников во времени. Мы были бы бесполезны. Знаю, знаю. Поэтому все должны учиться, чтобы знать достаточно и смочь ускорить историю, если выпадет отправиться на тысячу лет назад. Было бы очень печально вернуться в прошлое без полезных навыков. Я не особо разбираюсь в химии, я ни в чем особо не разбираюсь, у меня бы не получилось построить самолет или автомобиль. Почти никто не смог бы этого сделать. Да? Никто из нас не смог бы. Да уж, ну, некоторые бы смогли. Я понятия не имею, как выплавить железо. Как вообще найти железо? Как построить плавильную печь? Этим занимались две тысячи, три тысячи лет до нашей эры. Первым металлом была медь. Просто плавишь ее – и готово. Потом была бронза, это смесь меди и олова, если вдруг тебе интересно. А знаешь, где нашли олово? В Англии. Так что, если я отправлюсь на тысячу лет назад, я просто поеду в Англию и найду там олово. Потом Крит стал великой державой, потому что люди додумались, как делать бронзу. А что такого классного в бронзе? Это гораздо более прочный металл, поэтому из него можно делать более смертоносное оружие. Ясно, ясно, это, наверное, был бронзовый век. Потом наступил железный век, когда нашли железо и научились его плавить, для чего требовалась более высокая температура. Интересно, знали ли люди, что жили в железном веке. Ну, они же не называли свой век бронзовым, они называли его «наше время». Я знаю, что они не называли свой век бронзовым. Человек должен находить пропитание, строить укрытие, изготавливать одежду. Это не так-то просто, если нет инструментов. Приятно не иметь рук, не правда ли? Да уж, такое облегчение. Когда есть руки, ты чувствуешь, что обязан всё время что-то ими делать. Вот что чувствуешь, когда у тебя две руки. А не имея рук, приятно не чувствовать это долженствование. Тебе нравится? Да, нравится. Мне не приходило в голову, что именно тело рождает в нас позывы. Когда у тебя есть части тела, они заставляют тебя хотеть их использовать. Какая часть нашего тела заставляет нас любить того, кто не любит нас в ответ? Не надо в это погружаться. А во что мне тогда погружаться? В то, что вероятность нахождения рядом любого человека – один к триллиону, так что шансы того, что мы оказались рядом, почти равны нулю. Но на самом деле у тебя есть, скажем, восемь миллиардов людей, и все эти восемь миллиардов выиграли в лотерею. И самое ужасное, что никто этого не осознаёт! Они не понимают, какая редкая им выпала возможность наблюдать эту вселенную, а ведь это удивительная вселенная, и если бы люди не эволюционировали до этой стадии, они бы не знали, в каком прекрасном месте живут. Знаешь, что ученые нашли бактерию, которая увеличивает продолжительность жизни на двадцать пять процентов? Вау! Они провернули это на мышах. На мышах? Почему мышам так везет?! Почему чуть что – сразу мыши?! Никогда этого не пойму.

Вся поверхность озера была похожа на гигантское влажное глазное яблоко, вбиравшее в себя небо, и облака, и всех людей, прогуливавшихся по дощатому променаду и вдоль берега у воды. Но люди позабыли, что озеро – это открытый глаз. Мира видела, что они приходили сюда в поисках уединения, но забывали, что на них глядело озеро.

* * *

Ах, чудные деньки, когда они с отцом были в листе! Сонная безмятежность озера по ночам, утешавшая и убаюкивавшая их своими снами; и сны, что она видела в листе, были не похожи на те, что снились ей человеком, ведь они приходили и возвращались в дерево, путешествуя по его прожилкам.

А книги на полках у нее и у отца? Она помнит, что у них были книги, но не помнит их названий. Они столько читали, надеясь, что книги перенесут их в другую реальность, и перенос этот, наконец, случился со смертью. Смерть подарила им, наконец, перенос, который они надеялись совершить через чтение и которого боялись под видом смерти – хотя и желали его во время чтения!

* * *

Можешь философствовать о Боге сколько душе угодно, от этого он реальней не станет. Знаю, я просто хочу сказать, что, если хочешь представить его истинный образ, следует признать, что никакого истинного образа у него быть не может. Ну конечно! Ну конечно, не может быть никакого истинного образа того, чего не существует. Но если бы ты верил, что Бог существует. Тогда можно поверить во всё, что угодно, потому что для тех, кто верит в Бога, Бог – это то, что может делать что угодно и быть всем, чем пожелает, так что он может обратиться миллионом разных вещей, он может быть для каждого разным. От этого он не становится менее реальным, может быть, от этого он еще более реален, как отпечаток пальца, у каждого разный, или то, каким уникальным образом сокращаются твои мускулы, – разве от этого отпечаток пальца или работа мускулов становится чем-то нереальным? Слушай, это противоречит законам природы. Говорят, Бог привел в действие целую вселенную, но как он мог это сделать, не имея физического воплощения? – это же самые основы. Чтобы что-то могло действовать, оно должно иметь физическое воплощение. Но ведь клетки действуют, хотя их не видно, и атомы действуют, и их тоже не видно. Нет, видно, их можно увидеть в микроскоп. Но без микроскопа мы бы их не увидели. Знаю, и что? А то, что я просто хочу сказать, может быть, у нас пока нет технологии, чтобы увидеть Бога. Ну нет! Что ж, когда-то у нас не было технологии, чтобы увидеть клетки или атомы. Но еще до того, как мы смогли их увидеть, у людей было предчувствие, что они существуют, что большие вещи строятся из маленьких. Просто они не могли этого доказать; и предчувствие Бога у людей тоже всегда было. Согласись, мы не до конца понимаем, как устроена вселенная. Соглашусь, мы не знаем, что такое темная энергия, мы не знаем, что такое темная материя, а ведь она составляет восемьдесят процентов вселенной. Точно, мы постоянно открываем что-то новое. Знаю, но это уже частности. Восемьдесят процентов вселенной – не частность! Да, но в конце концов человечество с ней разберется, и тогда всё встанет на