class="p1">Мистер Остин говорит, что интернет – ненадежный источник, но надо с чего-то начинать, поэтому я направляюсь к компьютеру перед шкафом.

После первого же запроса в гугле я узнаю, что великая княжна российская Анастасия Николаевна родилась 18 июня 1901 года и была четвертой дочерью императора Николая II и его жены императрицы Александры Федоровны, немецкой принцессы и внучки британской королевы Виктории.

Нахожу сотни книг, статей и видео, а также как минимум дюжину аккаунтов блогеров, не просто пишущих о Романовых, а одержимых ими, с подробными описаниями их домов и дворцов. Здесь есть исследования каждого по отдельности и всей семьи в целом, списки, кто что любил и не любил, множество фотографий.

Нахожу статью «Нью-Йорк Таймс» 1904 года, где Николая называют «добродушным и конституционно настроенным человеком», который, «хоть его и называют деспотом», страдает от «невероятной, едва ли не болезненной застенчивости». А Александра, напротив, консервативная и отсталая, ей не нравится двор, но она любит своих подданных и обожает своих детей. В библиотечном каталоге есть несколько биографий царя и царицы и даже их любовная переписка.

Нахожу сайт, посвященный конкретно дочкам царской семьи (ОТМА – Ольга, Татьяна, Мария, Анастасия), и описание Анастасии едва ли не ударяет меня по голове: «Младшая дочь Романовых, умная, но не самая прилежная ученица, была главной шутницей в семье. Упертая Анастасия всегда добивалась своего, она обожала и в основном слушалась своих старших сестер и родителей, но частенько разыгрывала своих учителей и нянечек». Это практически та девочка, что предстала передо мной в дневниках.

Анастасия вела интригующую жизнь. Записываю названия нескольких книг. Но больше всего меня интересует то, что сказал Эван, – разногласия по поводу ее гибели.

Забиваю в гугле мучающий меня вопрос: «Выжила ли Анастасия?» – и оказываюсь в электронном лесу сайтов и блогов. «Неразгаданные тайны: выжила ли Анастасия?»… «Миф о “потерянной” княжне»… «Забытая, но не погибшая»… «ложь о Романовых». В тишине библиотеки кровь громко стучит у меня в висках. Под последним заголовком – фотография юной Анастасии: блестящие каштановые волосы, зачесанные наверх, жемчуга, строгое белое платье, расслабленная рука на спинке дивана. И озорная улыбка на губах. Но цепляют меня глаза молодой княжны. Фотография черно-белая, зернистая, как и все старые фото, но взгляд Анастасии кристально ясный, излучающий одновременно мудрость и невинность.

Вспоминаю тот день в доме престарелых, лицо тети Анны и включаю перемотку, чтобы повернуть время вспять, убрать морщины и пигментные пятна, взбить волосы, сделать ресницы длиннее и гуще. Пытаюсь представить ее этой девушкой на императорском портрете. Даты совпадают. Прабабушка умерла в сто два года, значит, родилась она в 1901 году, как и Анастасия.

Немного подумав, вбиваю новый запрос, куда более мрачный: «Труп Анастасии Романовой». Если меня чему и научили бесконечные сериалы о полицейских, которые нас заставляет смотреть Тайлер, так это правилу: нет тела – нет и дела.

Третья ссылка словно обливает меня ведром холодной воды: «Подлинность царских останков наконец подтверждена». Клик ведет меня в архив британской газеты.

Британские ученые утверждают, что кости, найденные в общей могиле неподалеку от российского города Екатеринбурга в 1991 году, принадлежат Николаю II и членам царской семьи; их останки наконец обнаружены после расстрела 1918 года. Пять из девяти тел в могиле принадлежат Романовым. Остальные, вероятно, – останки слуг и семейного доктора.

Пять Романовых. Я цепляюсь за эту цифру. Романовых было семь: император, императрица, четыре дочери и сын. Проматываю статью дальше, и внезапно кровь перестает стучать у меня в ушах, потому что застывает в жилах.

Два не обнаруженных там тела, принадлежащих царевичу Алексею и одной из младших сестер, Марии или Анастасии, вероятно, захоронены в другом месте. На данный момент они не найдены.

«Два не обнаруженных там тела»… Анастасию не захоронили с остальными… «На данный момент не найдены»… Потому что, может, ее похоронили вовсе не в России… Идея мерцает как мираж… Потому что она умерла в 2003 году в Кине, штат Нью-Гэмпшир, под именем Анны Уоллес… Потому что она была моей двоюродной бабкой.

10

– Не забудь, – говорит мама, зажигая свечи, которыми мы пользуемся только в такие вечера. – На следующих выходных у нас семейная фотосессия.

Каждое лето она наряжает нас в сочетающиеся между собой костюмы и нанимает профессионального фотографа, чтобы тот представил все так, будто мы не просто обожаем проводить время вместе, но и играем в «Скрэббл» по субботам после семейного караоке. Фото окажется на нашей рождественской открытке, которую каждый год получает не менее двухсот человек на всем Восточном побережье – однокурсники и коллеги родителей, мамины клиенты, наши учителя и, несомненно, приемная комиссия Гарварда.

Отторжение к этой семейной традиции – едва ли не единственное, в чем мы с братом согласны, только он выражает свое недовольство более гласно. Когда я спрашиваю, во сколько фотосессия, он закатывает глаза.

– О-о-о, ну блин, издеваешься? – ноет Гриффин.

– Нет, – отвечает мама. – И попрошу не выражаться.

– я сказал «блин».

Мама улыбается мне.

– Джесс, передать тебе стейк?

– я не ем красное мясо, – напоминаю я. Отказалась от него в прошлом году из экологических соображений.

– Спасаем мир бургер за бургером, – насмешливо говорит брат, жуя с открытым ртом и демонстрируя мне полупрожеванный стейк.

На мамином лице искреннее удивление.

– Но ты так любила стейк. Он не жирный. Может, я слегка его передержала, но…

– я бы так не сказал, – встревает папа со своего конца стола. – Ты же хотела средней прожарки.

Мама делает глубокий вдох:

– я хотела слабой прожарки. Средняя прожарка его только портит.

– Так он испорчен? – напряженно спрашивает папа.

– Мне нравится с кровью, – улыбается Гриффин.

Мама берет бокал вина.

– Нет, Джон, с ним все в порядке. Средняя прожарка сойдет.

Может, мне его просто съесть?

– Джесс, – добавляет мама, – положи себе салат и спаржу.

Папа молча мне их передает.

– После спаржи странно пахнет, когда я писаю.

Братец. Я знала, что он это скажет.

Иногда мама называет Гриффина «еще не завершенным проектом». Я понимаю, что она имеет в виду, – мой брат лишь наполовину сформировавшийся идиот, чей выход в общество однозначно вызовет хаос, – но интересно, чем тогда являюсь я.

– Джесс, – говорит мама, – когда там предсезонье?

Мама занималась плаванием во время учебы. Северо-Восточный университет был ей по карману только благодаря спортивной стипендии.

– Вообще-то, – осторожно говорю я, – я думаю в этом году не играть.

– Что? Почему? – удивленно спрашивает она. – Ты ведь обожаешь футбол.

Так же, как стейк? Вилка соскальзывает с недоваренной спаржи, которую я пыталась разрезать.

– Не