Ваниваки не раз доводилось слышать о том, как гигантские кальмары нападали на каноэ и топили их, утаскивая команду на дно морское, но никогда ни в одной легенде не рассказывалось, чтобы рыбакам-мекамбо удалось прогнать или убить владыку глубин. Говорят, правда, когда-то шторм выбросил полудохлого кракена на берег Тулалаоки, где тот и умер, вырвав щупальцами две или три росших поблизости пальмы и прорыв своим водометом канаву длиной в двадцать локтей. Нет, только кит — прародитель мекамбо мог тягаться с кракеном. Кит — и еще Тилорн, величайший из колдунов, живших когда-либо на островах хираолов.

— Кракена послали боги или Мафан-оук! Вам лучше возвратиться — я чувствую, живыми вы с Тин-Тонгры не выберетесь! — продолжала настаивать Пати.

— Посланец вашего колдуна плохо сделал свое дело! А сам Мафан-оук — слабак в сравнении с Тилорном! Мы уже у цели, и я не оставлю Вихауви умирать на потеху твоим соплеменникам!

— Тогда садись на весла, — посоветовал юноше Тилорн, не открывая глаз. — Пати, тебе нечего бояться гнева богов или ворожбы Мафан-оука. Этот кракен не столь велик и ужасен, как кажется, и едва ли его кто-нибудь на нас натравливал. Полагаю, именно факелы и сети твоих сородичей спугнули этого обосновавшегося в безопасном Внутреннем море труса и лентяя. Они вынудили его покинуть тихий уголок и искать убежища в этом слишком мелком для любителя глубин проливе. Не натолкнись мы на него, и без того до смерти перепуганного, он бы и не подумал нападать.

— Перепуганный кракен! О, всеблагой Тиураол, слыхал ли ты что-нибудь подобное? Вы все, все тут потеряли разум! И если бы не моя мать… — Пати закрыла лицо ладонями, но Маути видела, что из-за чуть раздвинутых пальцев она поглядывает на взявшегося за весла Ваниваки с явным восхищением. Юноша, впрочем, тоже слишком уж воинственно расправлял плечи и вздергивал подбородок. Да и на продолжении похода настаивал с излишней пылкостью — ведь, кроме Пати, спорить с ним никто не собирался.

Похоже, он вступил в возраст любви, когда каждая встреченная девушка кажется лучшей и единственной в мире. «Такая-то вспышка влюбленности, по-видимому, и погнала их с Вихауви на Тин-Тонгру», — подумала Маути и, переведя взгляд на неподвижно сгорбившегося на дне каноэ Тилорна, судорожно вздохнула.

Она так гордилась им, сумевшим прогнать кракена, и в то же время так боялась за него — странного, ни на кого не похожего, готового перелить свою силу в любого немощного; так любила его, что, опасаясь вновь разреветься от переполнявших чувств, подняла глаза и стала всматриваться в приближающийся берег острова негонеро.

— Ты уверена, что в хижине никого нет?

— Мафан-оук всегда приходит на берег, чтобы отобрать для приношения Панакави лучших креветок и освятить улов, — ответила Пати, с опаской поглядывая на хижину колдуна, силуэт которой был едва виден из-за кустов. — И, разумеется, никто не осмелится заходить в дом Мафан-оука, когда его там нет.

— Но твои соплеменники могли оставить кого-то внутри, чтобы сторожить Вихауви? — продолжал допытываться Тилорн.

— Зачем? Вашему другу и так не сбежать из дома колдуна. Кроме того, как я уже говорила, на него, помимо колодок, наложено заклятие.

— А-а-а… — понимающе протянул Тилорн. Волшебная хижина и колдовские чары, на его взгляд, не могли заменить сторожей и помешать здоровому парню вырваться на свободу, но деревянные колодки, в которые зажимаются одновременно руки и ноги узника, — дело иное. — Тогда я пошел. Ваниваки, крикни цикаруной, если кто-нибудь все же надумает заглянуть в хижину.

— Иди, и да поможет тебе Тиураол. Вспомни все свои заклинания и не опасайся, что кто-либо тебя потревожит. Кроме Мафан-оука, никому и в голову не придет соваться в дом колдуна, — напутствовал товарища Ваниваки.

Тилорн хмыкнул и, привстав, огляделся по сторонам. Хижина стояла на отшибе, чуть в стороне от поселка, подковой окружавшего площадь с колодцем и дюжиной горевших, несмотря на позднее время, костров. Подле костров суетились женщины-негонеро, однако заметить землянина они не могли, и тот подумал, что если прогнозы Ваниваки и дальше будут исполняться с такой же точностью, то вытащить Вихауви с острова окажется делом не столь уж трудным.

Обогнув кустарник, служивший укрытием для его спутников, Тилорн, пригибаясь к земле, побежал к хижине колдуна, чтобы исполнить то, ради чего, собственно, и был приглашен Ваниваки на Тин-Тонгру.

— Он и вправду великий колдун! — прошептала Пати, когда Тилорн скрылся за кустами.

— У него на лице растут волосы, которые он каждое утро соскабливает бронзовым ножом, — почтительно промолвил Ваниваки. — Если бы он этого не делал, я думаю, каждое его слово имело бы силу заклятия.

— Удивительно, как Маути не боится жить с ним? Я бы ни за что не согласилась делить ложе с колдуном!

Ваниваки вспомнил об оставшейся в каноэ девушке, которую Тилорн наотрез отказался брать с собой. Действительно ли она любит колдуна или тот просто приворожил ее к себе? Если это так, то он оказался самым прозорливым из мужчин Тулалаоки. Впрочем, Пати по-своему тоже очень хороша. Смелостью и ловкостью она не уступает Маути, и на Манахаше ему незачем будет заниматься поисками невесты.

— А со мной? Согласилась бы ты делить ложе со мной?

— Нет! На что мне юнец, позарившийся на толстуху Кивави? — Пати хихикнула и отодвинулась от Ваниваки.

«И это знает!» — с досадой подумал юноша. Хотя чему тут удивляться? Женский язык не умеет хранить тайн. Они с Вихауви успели обменяться с привезенными на Манахаш невестами всего несколькими фразами, и этого оказалось достаточно, чтобы всем негонеро стало известно о его выборе. Неудачном, надо признать, выборе…

— Она вовсе не толстуха! Ее бедра круты, как стенки кувшина, а талия узка, как его горло! Ее плечи покаты, а груди круглы, как половинки тыкв, что идут на изготовление маленьких тамтамов!

— Она и ныряет, как тыква: голова под водой, а зад на поверхности! У нее редкие зубы и бородавка между ног! На том месте, которое больше всего интересует мужчин, я сама видела!

— Зато глаза… — начал Ваниваки, тихонько посмеиваясь.

— Как будто тебе нужны глаза! Да если хочешь знать, у меня самые большие глаза на Тин-Тонгре! И самые длинные ресницы, мы сравнивали, у кого хочешь спроси!

— Тише, ты весь поселок на ноги поднимешь!

— А твоя Кивави… — громко зашептала Пати, придвигаясь к юноше.

— Успокойся! Ресницы у тебя в самом деле длинные, и я решил, что ты подходишь мне больше Кивави.

— Размечтался! — Пати почувствовала на своих плечах руку юноши, попыталась ее стряхнуть, но тот, будто не заметив этого, подгреб девушку под себя. — Пусти! Ты…

Губы Ваниваки накрыли ее рот, а горячее тяжелое тело навалилось и притиснуло к земле. Пати вцепилась в его волосы и дернула изо всех сил. Лягнула раз, другой и, вспомнив покрытые тоненькой кожицей рубцы на ноrax юноши, ойкнула так, словно неловкое прикосновение к ним должно было не его, а ее заставить вскрикнуть от боли.