выдвигалось. — Б. С.), Отбыв наказание, он вышел на свободу совершенно больным. Военное звание ему сохранили и назначили пенсию, но предложили отказаться от фамилии отца, на что он не согласился (на самом деле в последний год жизни Василия стороны как будто пришли к компромиссу: сын Сталина взял себе первую фамилию отца — Джугашвили. — 5. С.). После этого он был выслан в Казань, где вскоре умер в марте 1962 года в возрасте 40 лет».

По свидетельству Марии Анисимовны Сванидзе, Сталину далеко не всегда докладывали о Васиных шалостях. Вот что, например, она записала в дневнике 4 ноября 1934 года: «Мы остались пить чай с Каролиной Васильевной (домоправительница живет у них уже 8 лет). Говорили о детях, о Васе в частности, который плохо учится, использует свое имя и положение отца, грубит всем взрослым, учителям и той же Каролине Васильевне, которая его выхаживает столько лет. Для Иосифа было бы ударом знать все во всех подробностях — он устает, ему хочется дома уюта и покоя среди детей, и вдруг надоедать ему со всеми дрязгами в детской. Необходимо как-то со стороны воздействовать на детей, в особенности на Васю, чтоб из любви к отцу, которого они, несомненно, любят, — они справились, чтоб не надо было ему гневаться и огорчаться.

Обстановка создана идеальная, чтоб учиться, развиваться и быть хорошими. Ужас в том, что дети чувствуют привилегированность своего положения, и это их губит навеки. Никогда у великих родителей не бывает выдающихся детей, потому что с самого детства они обречены на ничтожество из-за исключительности своего положения (бывают, однако, и исключения, классический пример здесь — Дюма-отец и Дюма-сын. — Б. С.). Надя много старалась растить детей в аскетизме, но после ее смерти все пошло прахом. В конце концов, всем обслуживающим детей такого великого человека эпохи, каким является Иосиф, выгодно, чтоб эти дети были в исключительных условиях, чтоб самим пользоваться плодами этой исключительности».

В проницательности Марии Анисимовне не откажешь. Может быть, за эту проницательность дорогой зять, «великий человек эпохи» и распорядился расстрелять ее в 42-м году. Иосиф Виссарионович опасался иметь в своем ближнем семейном кругу людей умных и проницательных, через которых некоторые кремлевские тайны могли получить нежелательную огласку.

Вася же упорно не хотел «развиваться и быть хорошим». Через три недели, 26 ноября, М. А. Сванидзе с грустью констатировала: «Вася… последние полгода все время с отцом. Но внутренне он не заботится быть отцу приятным, так как учится неважно и ведет себя в школе на «удовлетворительно». Приходится всем окружающим скрывать от отца все Васины проделки. При отце он тихий и дисциплинированный мальчик».

У отца и сына общей была воля к власти, стремление повелевать окружающими. Зато характерами Иосиф Виссарионович и Василий сильно различались. Отец был сдержан, немногословен, умел владеть собой. Сын, наоборот, — нервный, вспыльчивый, быстро увлекающийся. Васе очень нравилось быть в центре всеобщего внимания, любой ценой выделяться из толпы. Отсюда и многочисленные шалости. Была, правда, у него еще одна общая черта с отцом. По свидетельству М. А. Сванидзе, Иосиф, Василий и ближайший друг Сталина Киров очень любили быструю езду на автомобиле и часто выезжали втроем покататься в окрестностях Москвы. Страсть к скорости сохранилась у Василия на вею его короткую жизнь.

После 25-й школы Василий учился в 175-й московской школе. Гром грянул, когда младшего сына Сталина перевели в элитную спецшколу № 2, с углубленным изучением физико-математических дисциплин и иностранных языков. Сюда брали только мальчиков. Предполагалось, что после школы им прямой путь в артиллерийское училище. По воспоминаниям Артема Сергеева, в 37-м году Сталин вызвал его, Василия и Якова и заявил: «Ребята, скоро война, и вы должны стать военными». Иосиф Виссарионович надеялся, что не за горами время, когда Красная армия начнет освободительный поход в Западную Европу, неся на своих штыках пожар мировой революции. Но война началась совсем не так, как он предполагал, и в ее пламени предстояло сгореть многим из «золотой молодежи» — Якову Джугашвили, Леониду Хрущеву, Тимуру Фрунзе, Владимиру Микояну…

Яков поступил в Артиллерийскую академию. Артиллеристом стал и А. Ф. Сергеев. Однако как раз в те годы, в связи с войной в Испании, наиболее престижным родом войск была авиация, куда в итоге и попали такие именитые ученики спецшколы № 2, как Василий Сталин, Тимур Фрунзе и Степан Микоян.

Вскоре после того, как в 35-м году Яков Джугашвили стал слушателем академии, в его личной жизни произошла важная перемена. Как пишет Светлана, «он женился на очень хорошенькой женщине, оставленной ее мужем. Юля (Юлия Мельцер. — Б. С.) была еврейкой, и это опять вызвало недовольство отца. Правда, в те годы он еще не высказывал свою ненависть к евреям так явно, — это началось у него позже, после войны, но в душе он никогда не питал к ним симпатии.

Но Яша был тверд. Он сам знал все слабости Юли, но относился к ней как истинный рыцарь, когда ее критиковали другие… Он любил ее, любил дочь Галочку, родившуюся в 1938 году, был хорошим семьянином и не обращал внимания на недовольство отца.

Он приходил иногда к нам на квартиру в Кремль, играл со мной, смотрел, как я делаю уроки, и с напряжением ждал, когда отец придет обедать. За столом он сидел обычно молча. Яша уважал отца и его мнения и по его желанию стал военным. Но они были слишком разные люди, сойтись душевно им было невозможно (вот с Василием у отца было определенное «сродство душ». — Б. С.). («Отец всегда говорит тезисами», — как-то раз мне сказал Яша.) Яшино спокойствие и мягкость раздражали отца, бывшего порывистым и быстрым даже в старости.

До войны Яша с семьей жил у нас в Зубалове каждое лето, а весной мы с ним вместе занимались, готовясь каждый к своим экзаменам. У нас была там баня, а на бане был обширный чердак, где висели сухие березовые банные веники. Там было сухо и ароматно, мы притащили туда ковер и занимались там вместе.

Перед началом войны Яше было тридцать три года, а мне пятнадцать, и мы только-только с ним подружились по-настоящему. Я любила его именно за его ровность, мягкость и спокойствие. А он всегда меня любил, играл со мной, а я теперь возилась с его дочкой…

Если бы не война, мы стали бы настоящими крепкими друзьями на всю жизнь».

У Василия же с Яковом дружба так и не заладилась. Может быть, тут сыграло свою роль извечное соперничество старшего и младшего брата, живущих вместе, усиленное еще несходством