притягательным. Мне думалось (как всегда в такие моменты): почему мое детство не прошло на этой улице?.. Счастливы, должно быть, те, кто вырос в этом заповедном уголке.

Вечером на «Балтике» ужинаем в кают-компании. Беззвучно работает телевизор, от которого я успел отвыкнуть. Нас трое — я, Эдик и еще Леша, долговязый нескладный парень лет семнадцати, моторист «Балтики».

Леша молчалив, подавлен, он недавно пережил пожар — на соседней улице сгорел их дом. Погибла бабушка, не успевшая выбраться из спальни. Они с матерью чудом спаслись, выскочив в чем были прямо из постелей. Пожар устроил сосед-пьяница. Теперь жить Леше негде. А еще недавно он был москвичом, жил на Профсоюзной, был моим соседом. Своей квартиры они с матерью лишились. «По семейным обстоятельствам…» — туманно объясняет он причину их переезда в Кимры. Скорей всего, они стали жертвами черных маклеров, так я заключил из некоторых его обмолвок. Теперь вот последний их оплот — бабушка — сгорела вместе с домом. Живет Леша пока на «Балтике», хочет поступать в кронштадтскую мореходку, ждет ответа на свой запрос. Теперь у него один в жизни путь: стать казеннокоштным человеком, променять свою бездомность на матросскую шконку, койку в общежитии, казарме. Тяжелые жизненные обстоятельства, в которых началась его взрослая жизнь, или сломают парня, или закалят.

Директор клуба юных моряков ушел с ребятами в яхтенный поход. В их клубе учатся на судоводителя, судового механика, радиста, осваивают парус, такелаж, учатся заплетанию концов, вязанию матов.

Раньше каждый год ходили на корабле в поход — до Чебоксар или Нижнего Новгорода, все судовые роли выполняли члены клуба моряков. Теперь в походы не ходят, на поход требуется двадцать тонн солярки, на которую денег нет. Приходится стоять на приколе. К 300-летию российского флота просили у города одну-две тонны, чтобы выйти хотя бы на акваторию, украсить торжество морским маневрированием и иллюминацией. Солярки не дали. А пока ребята ходят в походы на яхтах. Сами сделали яхту «Морской еж».

Спать меня уложили в капитанской каюте тральщика «Балтика». Впервые я спал на борту военного корабля. Я спал, черт возьми, на капитанской постели, и сны мне снились капитанские, по судовой роли положенные капитану или замещающему его лицу.

Утром знакомлюсь с Николаем Костровым — радистом, охотником, хозяином красивой русской гончей по кличке Пурга. Радист по призванию — свою первую радиостанцию он собрал в детстве своими руками. Дочери его тоже увлечены радиоделом: старшая на ключе дает в приемо-передаче девяносто знаков, младшая, едва научившись говорить, уже работает с микрофоном.

В радиоклассе Николай сел за рацию, вышел в эфир и быстро поймал радиолюбителя в Туле. Поболтал с ним о погоде. Каждый радиоконтакт фиксируется на отдельной карточке связи и пересылается контрагенту — наподобие визитки. Прежде такие карточки, даже международные, шли по почте бесплатно. Теперь приходится за них платить.

Николаю очень нравится работать с детьми. Деньги бы только платили нормальные. За деньгами он ездит в Москву, подрабатывает ремонтом радиоаппаратуры.

У него тридцать учеников в классе, есть даже такие, кто на занятия приезжает из деревни. В конце курса экзамены: по телеграфу, приему-передаче, международным кодам, основам радиотехники. Выпускник получает удостоверение с присвоением звания радиооператор. Ребята едут поступать в мореходные училища, институты, пять его учеников уже учатся в кронштадтской мореходке.

Николай рассказывает о братстве радиолюбителей всего мира. Во время боев за Грозный был установлен радиомост с радиолюбителями в Чечне. Живущие в России люди волновались за своих родных, по их просьбам радиолюбители занимались поиском. В этом радиопоиске участвовал и Николай. Вот подлинные тексты полученных им радиограмм:

«Мы все живы, не волнуйтесь. Всем привет. Целуем. Тетя Лида» (в Тверь).

«Срочно приезжайте в Моздок в больницу. Возьми мать. Наташа» (в Тверь).

«Папа, у нас все хорошо» (в Тверь).

«Милка погибла 27 декабря. Люда» (в Черкассы).

«Все живы здоровы. Папа» (в Волжск).

«Сестричка, мы живы» (в Липецк).

«Саркисову. Умерла бабушка. Мы живы» (в Рязань).

«Наша квартира полностью разрушена. Виктор» (в Тулу).

«Обстановка сложная. Пока живы. Валя».

В розыск адресатов было вовлечено множество людей, совершенно бескорыстно участвовавших в нем. 

Калязин

Шел на парусе при косом встречном ветре, с большим дрейфом. Дошел до спаренного калязинского моста, за ним ветер ударил в лоб — так называемый ветер-мордотык. Пошел галсами: весла-парус-весла. На горизонте маячила какая-то пирамидальная постройка. Наконец догадался: это же Калязинская колокольня!

Поинтересовался у рыбака в резиновой шлюпке:

— Где у вас можно оставить лодку?

— У Франковского, — был ответ. — У него все оставляют.

Пристал к берегу, вошел сквозь калитку во двор указанного дома и увидел столярничающего в саду под яблоней крепко сбитого мужчину лет шестидесяти.

— Говорят, у вас можно оставить лодку?

— Можно, отчего же нельзя... — рассудительно и степенно ответил Франковский и провел меня в контору калязинской обстановочной базы, расположенной в соседнем здании. Так я оказался в гостях у волжских бакенщиков. Или, выражаясь официальным языком, мастеров пути.

Штат обстановочной базы состоял из двух человек: одним из них был Виктор Франковский — бригадир судоходной обстановки, вторым — аккумуляторщик с хорошей гоголевской фамилией Загулов. Последнего на месте, естественно, не было, и я его так и не увижу. В конторе стол с телефоном и журналом дежурного, шкаф, стеллаж со светильниками, пружинная кровать. Давно не спал на такой! Рюкзак, палатку, все самое ценное я сложил в кладовой, заставленной стеллажами с отработавшими свое аккумуляторами. Лодку мы с немногословным Виктором подняли на берег и внесли к нему во двор.

На электроплитке вскипятил чаю, погонял на УКВ транзистор, любезно оставленный для меня Виктором. С удовольствием усевшись за стол (отвык!), поужинал мясными консервами. За окном во дворе базы, словно битые шахматные фигуры, вповалку лежали бакены. За оградой причал, у причала стоит баржа-кран для проведения водолазных работ и катер «Путейский». Расстелив спальник, улегся на кровать, вытянулся во весь рост до хруста в костях, в дверь конторы постучали.

Дверь открылась, и вошел Николай — шкипер с водолазной баржи. Приветливый розовощекий здоровяк, решивший познакомиться с новым «человеком вахты». Получалось, что я нес вахту вместе с ними и в случае нужды должен был прийти на помощь шкиперам и бакенщикам, — как член одной с ними команды, в которую меня приняли. Предоставили кров, кровать, музыку.

Мы разговорились. Я расспрашивал словоохотливого Николая как путевого мастера обо всем животрепещущем, связанном с жизнью реки. Впервые я имел дело с настоящим, черт возьми, мастером пути. Николай оказался родом из