В 879 г. Рюрик умер, оставив престол малолетнему сыну Игорю, а фактическое управление – его воспитателю Олегу. Через три года Олег организовал поход на Русь, захватил Киев и, убив Аскольда, провозгласил себя владетелем объединенного государства. Столицей он оставил Киев. К сожалению, летописное повествование, посвященное этому событию, деформировано позднейшими редакторами и поддается реконструкции только в незначительной части.

Не подлежит сомнению, что Аскольд стал жертвой не только внешней военной авантюры. Олег, конечно, имел поддержку в самой Руси среди местных сил, оппозиционных киевскому князю. Понятно, что активная политика, осуществляемая последним, нравилась далеко не каждому. Среди лозунгов, которыми могла воспользоваться оппозиция, на первом месте было христианство – во всяком случае, формально. В эпоху Средневековья религиозные мотивы являлись удобной ширмой любых социальных выступлений. Язычество не собиралось уступать поле деятельности христианству, поэтому сопротивление Аскольду, по логике, должно было принять форму антихристианской, проязыческой реакции. На нее и опирался Олег.

Закономерность такого сопротивления отмечал В.Н. Татищев, который называет христианство главной причиной гибели Аскольда. «Убивство Аскольдово, – пишет он, – довольно вероятно, что Крещение тому причиною было; может киевляне, не хотя Крещения принять, Ольга призвали, а Ольгу зависть владения присовокупилась…» И в другом месте он пишет: «И может не хотясчие киевляне креститися, Ольга на то призвали».

Выше приводилось утверждение В.Н. Татищева, что Аскольда «можно за первого русскаго мученика причесть». Если убитый владетель действительно был канонизирован как мученик, то ясно, что погиб он за веру. Дальнейший ход древнерусской истории подтверждает религиозный подтекст переворота 882 г.

Будучи язычником и опираясь на враждебные христианству элементы древнерусского общества, Олег должен был прибегнуть к антихристианскому террору. К сожалению, полное молчание источников не дает возможности конкретнее осветить эту сторону деятельности узурпатора, составить определенное представление о положении христианской общины между 882 и 912 гг. Мы располагаем только некоторыми побочными материалами, подтверждающими враждебную по отношению к христианству позицию Олега.

Так, статья 907 г. в «Повести временных лет», составленная из отрывков реконструированной Б.А. Рыбаковым Аскольдовой летописи, где речь идет о походе Руси на Царьград, и фрагментов фольклорных преданий, кончается словами: «И прозваша Ольга – Вещии, бяху бо людие погани и невеголоси». В этом укоре слышится намек, явно спровоцированный антихристианской деятельностью князя. Особое значение приобретает известная легенда о смерти Олега, помещенная в «Повести временных лет» под 912 г. Этот эпизод детально проанализирован Б.А. Рыбаковым, справедливо усматривающим в нем отражение враждебной князю «народноэтической» тенденции.

«Легенда о смерти Олега, – пишет исследователь, – явно направлена против князя. Героем оказался не сам князь, а его конь, через посредство которого действовали неумолимые вещие силы. Легенда построена на противопоставлениях: с одной стороны – князь, прозванный “Вещим”, сюзерен ряда “светлых князей”, триумфатор, возвратившийся из похода на греки с золотом, шелком и мирным договором, а с другой – всего-навсего лошадь. Узнав о предсказании, князь принял нужные меры, отослал коня, а после похода укорил кудесника. Но составитель сказания считал, что волхвы и кудесники Русской земли не ошибаются. Орудием исполнения высшей воли выбран конь, то есть символ добра, благожелательности к человеку, образом которого наполнен весь русский крестьянский фольклор и народное искусство.

Тот самый конский череп, на который “въступи ногою” великий князь, действует в фольклоре как источник благ, охранитель сирот, податель мудрых советов. Славянская археология знает ряд случаев, когда конский череп зарывался под угол дома, очевидно, в качестве могучего оберега. Хороших людей конь, или его череп, или бронзовый оберег-амулет в виде коня – всегда охраняет от зла. А здесь?

“От сего ли лба смерть было взяти мъне?” И неумолимая смерть, предреченная волхвами могущественному князю, здесь-то и настигла его».

Б.А. Рыбаков считает эту явно враждебную Олегу легенду также языческой по происхождению: смерть-расплату князю-узурпатору предсказывают не христианские священники, а язычники-волхвы. В данном случае нас интересуют не обстоятельства возникновения легенды, а факт ее использования летописцем-христианином.

В действительности все могло быть значительно сложнее. Не исключено, что в начальном изложении пророчество действительно принадлежало христианским пастырям – это бы отлично подошло к исторической ситуации и придало бы повести идейное завершение. Возможно, что замена адептов новой веры волхвами и кудесниками является результатом редакторского вмешательства, как и перенос похода с 860 на 907 г. Действительно, кто же мог с бóльшим основанием и художественной убедительностью выступить носителем высшего возмездия узурпатору-«паганину», убийце христианского властителя, просветителя своей страны, как не сам христианский Бог, осмысленный и интерпретированный в духе традиционной фольклорной поэтики?

И кто знает, не послужила ли деятельность Олега – вопреки сознательной направленности – укреплению авторитета Православной Церкви в Киеве? Напомним – арабский писатель аль-Марвази считает год смерти Олега (912 г.) началом утверждения христианства на Руси.

Игорь, сын Рюрика, родился в 873 г. В день смерти отца ему было шесть, а при вступлении на киевский престол – девять лет. Следовательно, регентство Олега было оправданным. Но, взяв бразды правления в свои руки, Олег правил единолично до самой своей смерти на протяжении 30 лет. К тому времени, когда Игорь мог, наконец, начать свою деятельность, ему было уже 39 лет.

Таким образом, Олег предстает перед нами дважды узурпатором: он не только переступил через труп убитого им Аскольда, но и присвоил права собственного воспитанника, доверенного ему Рюриком. Понятно, что это не могло способствовать особо теплому отношению к регенту со стороны обездоленного Игоря, который, по словам летописца, «хожаше по Олзе, и слушаше его».

Игорь предстает в летописи почти такой же «таинственной личностью», как и Олег. О его управлении известно немного. До смерти Олега имя княжича упоминается только один раз по поводу его брака с Ольгой, причем в «пассивном залоге»: несмотря на солидный возраст жениха (около 30 лет), инициатива союза принадлежала князю-узурпатору.

Иногда Игоря характеризуют как человека ничтожного, никчемного властителя, к тому же ненасытного скрягу. Другие авторы склонны признать его достаточно проницательным деятелем, которому Русь обязана значительными успехами (отпор печенегам, проникновение на Кавказ, а особенно новый договор, заключенный с греками в 944 г.). К заслугам Игоря относят и осознание передовой роли христианства. Как минимум бесспорной остается его религиозная терпимость. Е.Е. Голубинский даже считает князя «внутренним», или тайным, христианином.