Заноз в сознании теперь было две — найти Ларец и Вигалу. Оставалось надеяться, что эльфа держат здесь же, но в другой камере.

Он поднял руку и потрогал лицо. Старый перелом на носу теперь был перекрыт новым переломом, правая сторона лица заплыла, превратившись в пухлую болезненную оладью. Глаз по-прежнему не открывался, но — сэнсэй подвигал глазным яблоком в глазнице — был цел. Просто распухшие веки были не в состоянии раскрыться.

Тимофей с трудом собрал разбегающиеся в стороны мысли и постарался отодвинуть боль на задворки сознания, отделиться от нее. Ощущения ноющего тела мешали сосредоточиться. Хоть и не сразу, но он все же сумел отстраниться от того, что испытывало тело, обособив себя в уголке сознания. На это потребовалось около пяти минут и вся его выучка мастера тюк-до. И воля. Не сразу, но волны боли начали течь мимо, струясь горячечными импульсами где-то вне его. Так. Было кое-что, что он должен был узнать прямо сейчас.

Леха, застыв в позе кающейся Марии Магдалины, по-прежнему сидел рядом и заглядывал ему в лицо.

— Я не помню, как меня били.

— Это почти как у меня, — немного пристыженно отозвался браток. — Я тоже не помню, как они меня схватили. Вроде только-только подошел этот… местный металлист в цепочках. И потом сразу же — раз! — и меня уже волокут к воротам. И столько народу висит, что и руки не поднимешь поздороваться. А как эти гориллы местные к нам подошли, откуда их столько набежало — не помню.

— Понятно. — Тимофей хрипло выдохнул. — Скажи, Леха, — меня и Вигалу волокли с тобой вместе?

— Да. Потом нас бросили здесь, а его поволокли куда-то дальше. А потом эти уроды накинулись на тебя с кулаками. Били и пинали, пока не устали. Я пытался тебя защитить, Тимоха. Правда, пытался…

Леха отвел глаза. Тимофей ощутил что-то вроде сочувствия и сожаления одновременно. Однако вины Лехи здесь не было. Что он мог сделать — один и без оружия? Броситься с голыми руками на ораву вооруженных стражников? Красивый способ самоубийства. И только.

Есть моменты, когда лишних движений лучше не делать. Особенно бессмысленных. Как учит тюк-до — мудрый дышит в такт дыханию окружающих.

Тимофею почему-то припомнился старый бурят Михей, с умным видом излагавший эту истину когда-то. И как он сам, неисправимо ехидный в силу четырнадцатилетнего ершистого возраста, сидя в задних рядах учеников, дополнил слова учителя: «и портит этот воздух, пока они делают вдох». Все смеялись, и Михей тоже. А потом сказал, что, мол, я и в этом случае дышу в такт вашему дыханию. Это тоже был урок.

Тимофей кивнул и выдавил, желая приободрить Леху:

— Ничего. Ты был один, их — несколько. Что ты мог сделать?

— Должен был что-то сделать. — Голос у Лехи дрогнул. — Тимоха… один из них приставил мне нож к шее. Мне оставалось только смотреть.

Тимофей закашлялся и сплюнул на пол кровавый сгусток. Плохо. Остается надеяться, что легкое не пробито осколком переломанного ребра.

— Ты бы мне ничем не помог, если бы сам улегся с перерезанным горлом. — Слова вылетали из горла тяжело и со свистом. — Еще кое-что, Леха, я не помню: как меня били. Или мне так сильно саданули по голове?

Леха пожал плечами:

— Странное дело, браток. Пока нас волокли по городу, я вас двоих даже не слышал. Я-то сам громко права качал… а вот с вашей стороны ни звука не было. Я, братан, грешным делом даже в непонятках был.

Значит, их волокли без сознания.

— А потом, когда Вигалу уволокли, а ты остался один на один с этими уродами… — Во взгляде Лехи опять появились жалость, ужас и вина. — Я еще кое-что заметил. Ты под их кулаками болтался как мертвый. И не кричал, и даже не двигался. Как наркоман после иглы. Они тебя случайно не накачали чем-нибудь?

— Не знаю. — Тимофей качнул головой, устало прикрыл единственный здоровый глаз. Непонятное что-то произошло с ним…

Может быть, его ударили по голове еще у ворот? Это бы многое объяснило. Хорошо нацеленный удар древком копья — и человек надолго и надежно теряет сознание.

Он поднял руку и дрожащими пальцами ощупал голову, передвигая ладонь замедленно, как больной. Опять странность. Такой удар как минимум должен был оставить на своде черепа хорошую шишку. Однако под волосами были лишь небольшие припухлости и несколько ссадин. Но ничего такого, что говорило бы о достаточно сильном ударе. Странности множились.

Тимофей с содроганием припомнил мага-оружейника и застывшие позы Вигалы и Лехи. Чары мага-оружейника. Вот от чего пытался их уберечь Вигала, вот почему он отшвырнул назад Тимофея — и попытался сделать то же самое с Лехой. Но тот не понял и решил посопротивляться, подставив их всех под удар…

Отвратительно было сознавать, что такое могло случиться и с ним. Просто удар по голове устроил бы его гораздо больше.

Хотя у его тела, вполне возможно, могло быть на этот счет совсем другое мнение. Он криво усмехнулся одной половиной лица и проскрипел, стараясь не обращать внимания на боль, терзавшую поврежденную половину:

— Значит, как мертвый? Понятно. Хотя почему как — именно как труп я себя сейчас и чувствую…

Леха тут же утешил его в своей неповторимой манере:

— Видал я жмуриков, которые выглядели получше, чем ты…

Тимофей выдохнул и подтянул колени к груди. Коленные суставы гнулись плохо, ноги ощущались одним сплошным синяком.

Зато он был жив. И намеревался протянуть в этом качестве как можно дольше.

И еще он собирался причинить этому городу магов столько проблем, сколько сможет. Правда, пока еще он не знал, что и как сделает.

Но как учил бурят Михей — цель сама находит средства. Тимофей отбросил мысли в сторону и очень осторожно уложил руки на колени.

— Леха, здешних постояльцев хоть кормят?

— Размазней. — Леха встал, отошел в сторону на пару шагов. Вернулся он уже с широкой глиняной миской в руках.

На дне миски плескалась густая серая жижа.

— Утром давали. Я для тебя заначил.

До ужаса не хотелось говорить, но он все-таки разлепил распухшие губы:

— А ты сам-то ел?

— Я уже хлебнул. — Леха присел рядом, держа в руках миску. — Из своей миски. Это твоя доля. Давай и не кочевряжься. Еда свинская, но другой у нас нет. Тебе надо подкрепиться. Последний раз ты ел еще вчера.

Это вчера казалось сейчас далеким, как будто между сейчас и вчера пролегла целая вечность. Он с тоской вспомнил свою последнюю трапезу в ресторане. Сочный поросенок с поджаристой кожицей, пышные лепешки, поданные вместо хлеба… И изощренные закуски под незнакомыми соусами. И Мриф, глядевшая на него через весь зал от ресторанной стойки.

Край миски ткнулся в разбитые губы. Он сморщился, но сумел сдержать стон. Ласковой сиделкой Леха не был. Миска приподнялась, и серая жижа перелилась к губам.