Затем Тибо выдал мне целую кипу метательных ножей, уложенных в своеобразные кожаные карманы на ремнях, чтобы их удобно было развесить по всему телу, и я почувствовал, что к экспедиции практически готов. Весна стремительно летела к финалу, пора было уже бы и выступать, а Тибо все тянул. И наконец, назначив нам с Бобом встречу на ферме у тайника, приехал и сообщил, что добыл для нас ящеров, но… за ними придется идти пешком около двадцати лиг, к отрогам Северных гор. Причем выступать необходимо немедленно. Мы с Бобом просто лишились дара речи, а Тибо, взглянув на наши изумленные лица, сказал:

– Да, я понимаю – вы даже не успели ни с кем попрощаться. Я и хотел, чтобы вы ни с кем не успели попрощаться, просто исчезли из города, и все. Без всяких лишних расспросов и долгих прощаний. Пусть лучше вас считают пропавшими без вести, чем убывшими в дальний поход, пусть даже на юг, а не на север, – сказал Тибо и, подумав, добавил: – Ради вашей же безопасности.

Конечно, разумное зерно в его размышлениях было. Но если раньше наше оснащение, такое совершенное, такое тщательно подобранное, казалось мне даже слишком легким, в расчете на двух ящеров, то теперь оно оказывалось почти неподъемным. И те двадцать лиг, которые мы должны были преодолеть до встречи с «транспортом» и которые для ящера – сущая ерунда, не более двух часов ходу, теперь оказывались серьезной проблемой. Я не был уверен, что мы пройдем их, даже если будем двигаться всю ночь. Что и говорить, экспедиция не обещала быть легкой.

– В том месте, где вы выйдете к отрогам гор, в сторону гряды ведет несколько троп. Вам нужно будет отыскать ту, двигаясь по которой вы прямо перед собой будете видеть остроконечную вершину, – давал нам последние наставления Тибо. – Выйдя к каменистой местности, увидите огромный валун, похожий на голову лошади. Вот возле этого валуна вы остановитесь и будете ждать. Там вас найдет темный эльф Риголан. У нас с ним давние деловые связи, именно он поставлял академии тех ящеров, что у нас в конюшне. Он передаст вам зверей. После этого – все в ваших руках. Я уже ничем помочь вам не смогу, – закончил магистр, как мне показалось, с какой-то тоской в голосе. Я с изумлением поднял глаза, встретился взглядом с казначеем. Взгляд Тибо был тревожным.

– Удачи вам, Жюльен, – с чувством сказал магистр, пожал мне ладонь, кивнул Бобу и вскочил на свою лошадь. Бросив на нас прощальный взгляд, Тибо приветственно поднял руку, как-то вымученно улыбнулся, развернул коня и ускакал.

– Какой-то он невеселый, – заметил Боб.

– Это уж точно, – согласился я. – Ну что, пошли?

И мы начали свой поход, нагруженные сверх всякой меры, с трудом переставляя ноги. В общем-то Боб держался неплохо. Навьючен он был не хуже любого ящера – большую часть снаряжения он взвалил на свои плечи, – но двигался хоть и не быстро, зато размеренно. Мне же было тяжеловато тащить даже свое личное оружие и снаряжение. Когда я надел на себя кольчугу, шлем, плащ, меч на один бок, на другой – нож, затем еще и обвешался метательными ножами, мне уже стало жарко и тяжеловато. Когда я еще взвалил на плечи сумку с инструментами, свой походный кабинет, сумку со съестными припасами и лечебными зельями, то понял, что далеко я не уйду. То есть даже совсем недалеко. А еще я трепетно прижимал к сердцу свою мандолину.

Мы прошли всего полторы-две лиги, я за это время выпил половину фляги воды и потребовал устроить привал. Едва Боб остановился, я свалился на землю как подкошенный.

Мы попили воды, пожевали лепешек, посидели еще какое-то время. Светило уже окончательно спустилось за горизонт, начали сгущаться сумерки. Тропа, по которой мы шли, петляла где-то в густом лиственном лесу и становилась все менее различимой с каждой секундой. «Что ж, веселая предстоит ночка!» – подумал я, после чего с усилием встал, и мы снова двинулись в путь.

Я не буду пересказывать всех подробностей того перехода – мы шли всю ночь, через одну-две лиги делая привал, с каждой новой остановкой все более долгий. Когда стало уже совсем темно, по кустам начали раздаваться шорохи и волчьи завывания, мы остановились и разожгли костер. На нем мы зажарили два куска солонины, я поел, начал дремать, и в полудреме мне почудились в темноте у тропы две пары горящих зеленых глаз. «Волки», – как-то отрешенно подумал я. Но в следующую секунду в эти глаза полетела горящая ветка, брошенная гигантом Бобом, а затем он сам, вскочив, с молотом в руках бросился в кусты, громко вопя:

– Зашибу, твари!

Из кустов послышались хрусткие удары и отчаянный визг, словно бы молодых щенят. А затем – стремительный шелест удирающей среди растительности стаи. Боб появился из кустов, держа в одной руке кувалду, а другой отирая забрызганное кровью лицо.

– Ты смотри, подлюки! – бормотал он. – К костру они подобрались! Совсем обнаглели!

Умиротворенный этим бормотанием, я забылся сном, но, как мне показалось, уже через секунду ощутил себя внутри какого-то страшного урагана – голова моя болталась из стороны в сторону так, словно должна была вот-вот оторваться. Весь сжавшись от ужаса, я открыл глаза и обнаружил, что это Боб всего-навсего пытается меня разбудить, встряхивая за плечи:

– Эй, Жюльен! Просыпайся, светает уже!

– Проснулся, проснулся я! – поспешил я заверить молотобойца и, выскользнув из его железных объятий, огляделся. Действительно, небо на востоке уже посерело, от нашего костра остались одни угли, и в предутренних сумерках наша тропа уже стала более или менее различимой. Хлебнув воды из фляг, мы двинулись дальше.

Продвигались мы так же – короткими переходами, подолгу отдыхая. Странно, но после ночного происшествия с волками я как-то успокоился и уже не торопился на встречу с темным эльфом, не думал о том, сколь долгий путь нам еще предстоит пройти. Мы сделали еще один большой привал, снова поели, а затем Боб заявил, что чувствует где-то поблизости воду. Забрав обе, почти пустые фляги, он отправился на поиски ключа или речушки, небольшого озерка; в предгорьях всегда мало было собственно родников, зато случалось довольно много ручьев, бежавших с гор. Ручьи образовывали небольшие озерца, вода в которых, отстоявшись, была даже чище, чем в лесном источнике. Это была талая вода горных ледников, которую маги считали самой чистой на Файеране и в своих магических операциях использовали только ее. Вернулся Боб где-то через час весь в грязи, но с десятком грибов в шлеме, который он держал перевернутым в руках, словно небольшое ведерко. Как бы отвечая на мой недоуменный взгляд, Боб пояснил:

– Поскользнулся и в овраг упал, – и добавил, протягивая мне шлем с грибами: – Прямо в грибницу.

Я бегло осмотрел грибы – все крепкие, белые, ядовитых среди них не было, и спросил:

– А что вода?

Боб молча снял с плеча и протянул мне две полные фляги.

Грибы мы нанизали на прутик, который Боб пристроил себе на спину словно торчащую из спины вверх стрелу. В таком виде он и двинулся дальше, обвешанный оружием и мешками со снаряжением и провизией.

К отрогам Северных гор мы вышли только к полудню. Солнце стояло в зените и пекло немилосердно, совсем не по-весеннему. Мы сбросили свою поклажу прямо на опушке леса, за которой начиналась каменистая открытая местность, решили немного передохнуть и лишь затем идти искать камень, похожий на голову лошади. Глотнув воды и с наслаждением расправив затекшие плечи, я уже было собрался достать из мешков провиант, когда услышал голос Боба: