Подойдя ближе, я начала прислушиваться к разговорам в толпе, выхватывая обрывки. Выходило, что нечто произошло с начальником охраны здания. Очень интересно…

Нас продержали на холоде и в неведении еще полчаса, а потом из открывшихся дверей вынесли носилки, на которых, покрытая черным полиэтиленом, расплылась туша начальника охраны. Значит, точно. Что же случилось?

Сгорая от любопытства, я миновала вместе со всеми холл, бросив взгляд на опечатанный кабинет, поднялась к себе и потребовала у вошедшей чуть раньше Нины чашку кофе и сигариллу:

— Имею право — замерзла и перенервничала.

Вчера почти до ночи мы наводили порядок в своем разгромленном офисе, чтобы можно было хотя бы ногу на пол поставить без боязни затоптать какой-то документ, потом я самостоятельно добиралась до дома, отпустив водителя, выдержала очередную обиду Светика, жаждавшего подробностей и получившего отказ, а сегодня с утра топталась на улице вместе с сотрудниками других офисов. Не нравится мне эта неделя, ох не нравится…

Нина принесла кофе и сигариллу и собралась выйти, но я попросила ее присесть. Как известно, лучшие информаторы — это секретари, они обычно знают все обо всем и обо всех. «Такая профессия», — говаривала героиня одного советского фильма. Моя Нина тоже не была исключением.

— Ну, что думаешь?

— А что думать? — отозвалась она. — Пришел человек на работу, решил чайку вскипятить, тут его и накрыло.

— Чем накрыло? — не поняла я, и Нина объяснила:

— Током его убило.

— В смысле?

— Ну, вы вот не знаете, а кое-кто говорит, что любил он сперва чайку выпить, а потом уж идти по объекту. Приходил, разувался, садился в кресло, ноги на коврик — лежал у него такой… ворсистый… чайник в розетку, через пять минут — чаек готов. Попил, переобулся и пошел. Отекал он сильно, говорят, сердце больное, потому и переобувался в фетровые боты…

«Ну-ну, а тут кто-то чайник подрихтовал, а на коврик водички плеснул — вот и нет мужика», — почему-то пронеслось у меня в голове, даже не знаю, с чего я это взяла.

— …а сегодня, видимо, рука дрогнула, пролил что-то на коврик… — вплыл в мое сознание голос Нины, и я вздрогнула.

— Что?!

— Полицейский сказал, что коврик под ногами мокрый был.

— Если ты не знала, то при сильном ударе током происходит… — начала я с иронией, хотя понимала, что говорю это скорее для вида, потому что знаю: это было иначе.

Нина перебила:

— Знать-то я знаю, да вот полицейский сказал, что вода это, а не то, о чем вы подумали.

«Ты смотри… а ведь все было именно так, как я представляла. Выходит, начальник охраны как-то причастен к разгрому моего офиса. Только что-то быстро и неаккуратно его убрали. Грубовато получилось — прямо на следующий день. На месте полиции я бы насторожилась — два вызова подряд в одно здание».

Выпив кофе и выкурив сигариллу, я почувствовала себя немного лучше. Но где-то внутри все равно скреблась мышка-тревога. Даже мелькнула пакостная мыслишка об охране, мелькнула и зацепилась коготком. Да, нужно об этом подумать… Я, конечно, чай в офисе босиком не распиваю, однако… Кирпичи, поди, сами по себе на голову тоже не падают, мало ли…

— Нина, поищи у себя визитку охранного агентства, — нажав на кнопку интеркома, попросила я, — помнишь, как-то обращался к нам владелец, я не помню названия… но визитку он точно оставлял.

— Да, Варвара Валерьевна, сейчас поищу.

В голову ничего не шло, мне хотелось поскорее покинуть здание, где недавно произошло убийство. Не знаю, как полиция, а я не сомневалась в этом ни секунды. Вот уже второй труп на моей дороге, и появляться они начали аккурат после моего согласия работать с Потемкиной. Видимо, пора взяться за эту кровавую «Снежинку» покрепче, попытаться понять, что там и как. И главное — как мне остаться с деньгами и с головой на плечах.

— Нина, вызовите водителя, мне нужно уехать, — попросила я, когда секретарша пришла с визиткой охранного агентства.

— Хорошо. А с этим что делать? — Она помахала карточкой.

— А с этим разберитесь самостоятельно, хорошо? Мне нужен телохранитель.

Лицо Ниночки вытянулось:

— Что — все так?..

— Пока нет. Но ведь не хочется, чтобы было, правда?

Я поехала в тот самый «санаторий», где «отдыхал» Александр Потемкин. У меня не было четкого плана, но я чувствовала, что должна непременно с ним встретиться и поговорить. Хорошо, что перед отъездом Анастасии я убедила ее написать на мое имя доверенность, позволявшую проникнуть на территорию закрытого учреждения и разрешавшую общение с наследником Потемкина. Уже у ворот я убедилась в мудрости этого решения, потому что первое, что у меня спросили, — это разрешение. Сунув в нос охраннику бумагу с подписью Анастасии и печатью нотариальной конторы, я спокойно прошла на территорию.

Лечебница, она же «санаторий», располагалась в старом здании, приведенном в отличное состояние и оборудованном по последнему слову техники и дизайна: камеры видеонаблюдения на каждом углу, витые решетки на окнах, нежно-зеленые стены внутри. В просторном холле меня встретила главный врач:

— Добрый день, госпожа Жигульская.

— Добрый день.

— Меня зовут Яна Михайловна Левензон, я, так сказать, глава этого богоугодного места. — Чуть поклонившись, худенькая верткая женщина лет шестидесяти с сахарно-белой головой и розовыми бусами взяла меня под руку. — Пройдем ко мне в кабинет?

— Я, собственно, сперва хотела…

— Нет-нет, ни в коем случае! — зачастила она, чуть не силой увлекая меня за собой. — Сперва мы выпьем кофе, я обрисую вам ситуацию со здоровьем Александра Игоревича, а потом вы сможете с ним встретиться.

Что-то подсказало мне, что именно в этот момент Алика Потемкина начинают приводить в божеский вид… Насколько я смогла понять, стиль работы в этом учреждении ничуть не отличался от любой наркологической клиники, исключая разве что стоимость пребывания. Ладно, это дело не мое…

В кабинете у Левензон было уютно, совсем не так, как обычно бывает в кабинетах главврачей, но странно. Какие-то коврики под книгами на полках, вышитая икона соседствовала с богатым изданием Корана, рядом почему-то лежал свиток Торы… Всюду плюшевые игрушки — можно подумать, что она педиатр, а не нарколог. На столе в тонком металлическом держателе я увидела черно-белый снимок — результат УЗИ.

— Это мои девочки, — перехватив мой взгляд, улыбаясь, пояснила Яна Михайловна.

— Ваши внучки?

Лицо ее стало обиженным:

— Ну что вы! Это мои почечки.

Мне показалось, что я схожу с ума. Никогда в жизни не видела, чтобы человек, пусть и врач, держал на столе результат исследования своих органов в рамке, да еще называл их «мои девочки». Мой папа имел на подобный случай замечательное выражение, немедленно всплывшее в памяти: «полный пердимонокль». Это он и был…