— Эй! Да ведь ты Баки Блайкерт?

— Возьмите ребенка и вызовите инспектора, — выпалил я; от меня наконец-то отцепили это маленькое торнадо. Увидев на стоянке «форд» Ли, я провел Мейнарда до машины и бросил его на заднее сиденье. Ли включил сирену и рванул с места; насильник забормотал молитву. А я удивился, почему сирена не может заглушить голос мальчишки, который требовал отпустить папу.

* * *

Мы доставили Мейнарда в следственный изолятор городского суда, Ли позвонил Фрицу Фогелю и сказал, что насильник арестован и готов для допроса по делу об ограблениях на Банкер Хилл. После этого мы возвратились в здание муниципалитета и позвонили на участок в Хайленд-парк, известив их о задержании Мейнарда, затем для очистки совести я сделал звонок в голливудский Отдел по работе с несовершеннолетними. Женщина-инспектор сказала мне, что Билли Мейнард находится у них и ждет мать, бывшую жену Коулмана Мейнарда, проститутку с шестью приводами. Мальчишка до сих пор громогласно требовал освобождения папы, и я уже пожалел о том, что позвонил.

Затем последовали три часа писанины: я писал отчет об аресте, Ли печатал его на машинке, не упомянув о нашем вторжении в дом Коулмана Мейнарда. Все время, пока мы работали над отчетом, в комнату то и дело заходил Эллис Лоу и бормотал что-то типа «Отличный арест» и «Я закопаю их в суде одним только упоминанием о детях».

Мы закончили ровно к семи вечера. Ли поставил в воздухе галочку и сказал:

— Это за Лори Бланчард. Есть хочешь, напарник?

Я встал и потянулся, вдруг ощутив сильный голод. Тут я увидел, что к нам направляются Фриц Фогель и Билл Кениг. Ли шепнул:

— Будь повежливее, они работают с Лоу.

При ближайшем рассмотрении оба походили на постаревших бродяг из трущоб Лос-Анджелеса. Фогель был высоким и толстым, с огромной гладкой головой, которая, казалось, росла прямо из воротника его рубашки, и светло-голубыми, будто выцветшими, глазами; Кениг был просто громадиной, выше моих метр девяносто сантиметров на пять. Он был похож на полузащитника американского футбола, правда, обросшего жирком. У него был большой плоский нос, оттопыренные уши, выпирающая вперед челюсть и маленькие неровные зубы. У него был тупой вид, у Фогеля — хитрый, и у обоих — подлый.

Кениг захихикал:

— Он сознался. Педофилия и ограбления. Фрици говорит, что мы все получим благодарность. — Он протянул мне свою руку. — Отлично сработал, блондин.

Я пожал его большую лапу, заметив на рукаве его рубашки свежее пятно крови. Поблагодарив Кенига, я протянул руку Фрицу Фогелю. Тот подержал ее долю секунды, пробурил меня ледяным взглядом и затем отдернул руку, словно вляпался в дерьмо. Ли похлопал меня по спине.

— Баки — лучший из лучших. Смекалка и ум. Ты уже сказал Эллису про признание?

Фогель ответил:

— Эллис — он только для лейтенантов и выше.

Ли засмеялся:

— Я — исключение. Кроме того, ты сам за глаза называешь его жидом и Еврейчиком, так что не мудри.

Фогель покраснел. Кениг, разинув рот, озирался по сторонам. Когда он повернулся ко мне, я увидел, что спереди его рубашка тоже в брызгах крови. Фогель сказал ему:

— Пошли, Билли. — И Кениг послушно поплелся за ним.

— Это с ними-то повежливей?

Ли пожал плечами.

— Говнюки. Если бы они не были полицейскими, то сидели бы сейчас в Атаскадеро. Ты меня слушай, но не повторяй, что я делаю, напарник. Меня они боятся, а ты здесь еще без году неделя.

Пока я придумывал достойный ответ, в дверях показалась физиономия Гарри Сирза. У него был еще более неряшливый вид, чем утром на инструктаже.

— Ли, у меня новость, которая тебя заинтересует. — Он произнес эти слова без намека на заикание, от него несло спиртным.

Ли сказал:

— Выкладывай.

— Я был сегодня в комиссии по условно-досрочному освобождению, и инспектор сказал мне, что Бобби Де Витт получил добро на освобождение. Его освободят в середине января. Думал, ты должен об этом знать.

Сирз кивнул мне и ушел. Я посмотрел на Ли, его стало ломать, как тогда в комнате 803.

— Напарник! — бросился я к нему.

Ли вымучил улыбку на лице.

— Ладно, пойдем чего-нибудь пожуем. Кей приготовила тушеную говядину и велела, чтоб я привел тебя.

* * *

Решив приволокнуться за женщиной, я был приятно поражен ее вкусом: они жили в элегантном особняке бежевого цвета к северу от Сансет-Стрип. Когда мы шли к крыльцу, Ли предупредил:

— Не упоминай о Де Витте, это расстроит Кей.

Я кивнул и вошел в гостиную, словно сошедшую с киноэкрана.

Стены были обшиты красным деревом, мебель в стиле датского модерна — из светлых пород дерева. На стенах — картины современных художников, а на полу ковры с современными абстрактными мотивами — то ли устремленные ввысь небоскребы, то ли высокие деревья в лесу или фабричные трубы с картины какого-то немецкого экспрессиониста. К гостиной примыкала столовая, на столе стояла ваза со свежими цветами и блестящая столовая посуда, от которой исходили аппетитные запахи. Я не удержался и сострил:

— Неплохо на зарплату полицейского. Балуешься взятками, напарник?

Ли засмеялся.

— Это мои боксерские сбережения. Эй, киса, ты здесь?

На кухню вошла Кей Лейк в платье с тюльпанами, удачно гармонировавшем с цветами на столе. Она взяла меня за руку и сказала:

— Привет, Дуайт.

Я почувствовал себя как первоклашка на балу выпускников.

— Привет, Кей.

После продолжительного рукопожатия она наконец отпустила мою руку.

— Ты и Ли — напарники. Даже не верится. Как в сказке, да?

Поискав Ли глазами и не найдя его, я ответил:

— Я реалист, в сказки не верю.

— А я верю.

— Оно и видно.

— В моей жизни было столько реализма, что хватит на двоих.

— Я знаю.

— Кто тебе об этом рассказал?

— "Геральд Экспресс".

Кей рассмеялась.

— Значит, ты все-таки читал про меня? Сделал выводы?

— Да. Сказок не бывает.

Кей подмигнула; у меня появилось ощущение, что Ли этому научился у нее.

— Значит, надо делать сказку былью самому. Леланд! Пора обедать!

Появился Ли, и мы сели обедать. Кей открыла бутылку и разлила шампанское по бокалам. Затем провозгласила тост:

— За сказки.

После того как мы выпили, Кей налила еще, и тост сказал Ли: