Наша мечта о благополучном Cредневековье как о будущем всего человечества сбудется. Все народы будут нашими потомками.

Что всегда нас выгодно отличало от других? Стремление к лучшей жизни. К их лучшей жизни. Отсюда эта поражающая духовность и высокая поэзия.

Пусть нас не пугают отсутствием визы въезда туда. Главное – выехать отсюда.

Это, конечно, цирк. Отсюда выехали, допустим, двести миллионов, а с учетом инфляции и все четыреста, и не въехали туда. Дикое племя с чемоданами и бидонами, с огромным терпением сидящее на нейтральной полосе.

Семьдесят лет ждали выезда, можем и въезда подождать. Между Родинами.

Будем ждать, если здесь ничего не получается.

Никто не виноват. Место такое. Каждый трудится во вред себе. Весь коллектив трудится во вред стране. И никто не виноват.

Даже иностранец через день озирается. Шепотом про начальника говорит: «Он очень хороший, но он на таком месте».

Так что вперед во все стороны! Ура!

Завоюем рынок Запада, не имея ничего, кроме внешности.

– Здравствуйте! Сенк ю! Вери бьютифул! Кому нужны инициативные, пробивные, с большим стажем работы на самых прибыльных, последними словами оборудованных предприятиях Союза ССР? С огромным опытом употребления неразведенного спирта и разведенного бензина? С точным соблюдением неписаных и несоблюдением писаных законов, быстро сообразительных на пользу себе и во вред государству рабочих и крестьян, хотя и страдающих легким недержанием слова и крупным удержанием из зарплаты?

– Здравствуйте! Вы нас ждали. Вот они и мы!

Как много свободных мест. Как много неподобранных денег!

Да здравствуют пляжи Претории, столицы Либерии, и солнце Монровии, курорта Боливии!

Эх, Либерия, Либерия – прекрасный район Америки. Здравствуй, Нью-Йорк, убегающий ввысь! От нас не убежишь!

– Здравствуйте, товарищ. Извините, я не говорю по-русски. Вы тоже? Как вам Америка, товарищ? Извините…

Все улыбаются. Вот это страна!

– Товарищ негр, я говорю по-русски… Напрасно, пора учить. Ничего, ничего. Экскьюз, экскьюз. Товарищ эфиоп, как пройти на 32-е авеню? Так, так, так. Пишите, эфиоп, пишите. Спасибо, товарищ… В Москве? Плохая… Дожди. Люди хмурые… А здесь… Нет… Я по-русски… Не знаю… А пусть они учат. Если мне что нужно, уж я им объясню. Спасибо, товарищ еврей, за разговор. Что-то не вижу местных… А когда они выходят? Ну да ладно… Не о них речь. Да тут все свои! Здравствуйте, товарищи. Как вам Америка? …Нет, я не ради себя, я ради детей. Будущих, будущих. И ради будущей жены.

Как я мог там оставаться, зная, что все они здесь!

Вот ради них я здесь.

Здравствуйте, господа!

Какая прекрасная страна! Не помешал? Живите, живите. Я с краешку…

Я с вами.

Если ты раньше не был удачлив.

Если ты раньше не был терпим.

Если ты раньше завидовал чужому.

Если ты раньше мечтал отнять и поделить.

Если ты раньше ни в чем не обвинял себя.

Если ты раньше лишь мечтой приближал мечту и не мог встать в пять утра.

Если ты раньше ничего не мог понять, кроме приказа.

Если ты раньше не просил помощи, а просил денег.

Если ты раньше не думал о законах и любым поворотом тела вылезал за их пределы. Зачем тебе Америка?

Если ты готов рисковать сам.

И отвечать сам.

И страдать сам.

И вставать сам.

И думать сам.

И подниматься сам.

И спотыкаться сам.

И падать, глядя вверх, глядя вверх.

Строй свою Америку здесь.

Кто ж тебе мешает?

Она так устроена.

Удачник и неудачник едят одинаково.

И кто раньше думал только о еде, с гордостью глядит по сторонам: он добился.

Разница начинается сразу после еды.

Кто не в силах эту разницу преодолеть, ест снова и снова, утоляя тщеславие и становясь все толще в чужих и выше в собственных глазах.

И, с презрением глядя на бегающих и прыгающих на роликах, ест снова и снова, давая работу скотоводам и рыбакам.

Она так устроена: даже гробя себя, укрепляешь Америку.

Здесь худой и толстый, бездарный и талантливый – все имеют, что могут, и скрывают, что хотят.

Да хранит Бог Америку.

Она так устроена.

Имея все. Следя уже за здоровьем. Бегая, прыгая, изобретая и делая жизнь удобной, Америка вызывает раздражение у всего мира.

Конечно, лежачим и нищим легче ненавидеть, чем изобретать.

А уж кто не может догнать, с дикой злобой осматривает стадионы и магазины, радуясь каким-то невкусным ресторанам: «А борща-то не умеют!»

«А духовности нет!»

Придумали себе духовность, чтоб оправдать отсутствие штанов.

Борются с засильем Голливуда и Проктера с Гэмблом.

Можно бороться, а можно делать самому, а можно вообще заняться чем-то другим, оставив порошки Проктеру с Гэмблом.

Например, создать огромный унитаз.

Куда, как бы ты ни ловчился, все равно попадешь, и на родной земле станет чище.

В каждой стране куча дел.

Но некогда – надо ненавидеть Америку!

Ту, за океаном.

Пока она есть, двоечники всего мира могут у нее списывать и подглядывать, как всегда ненавидя отличника.

Поэтому, переезжая из страны в страну, постараемся помочь той и не навредить этой!

Да хранит Бог Америку!

Почему мы обращаемся к Всевышнему в горе?

А ведь иногда можно и поблагодарить.

Можно такие же эксперименты предпринять и пониже.

Люди, живущие чище нас, давно это делают. Говорят «fine», говорят «good».

Раздражают нас улыбкой без причин.

Раздражают нас вопросами: «Как спали?» – а мы или свирепеем, или отвечаем серьезно.

Да, хорошее воспитание включает много фальши, но исключает напрасные тревоги.

В то же время отсутствует брезгливость.

Пробирку с чужим анализом берут в руки.

Постель больному меняют все.

Аристократизм никак не мешает вынести ночной горшок.

Мы стесняемся и улыбаться, и убирать.

Странно, но мы, выросшие в этом всем, брезгливы. Стесняемся человеческого организма.