состояние бесплодной подвешенности. Естественно, соотнеся всю сказку с состоянием коллективной психики эпохи христианства, нам следует задаться вопросом, что значат эти двое повешенных. Если бы был только один повешенный, ответ был бы близким к тому, что речь идет о скрытом символе Христа, основном символе христианства, боге, распятом на кресте. Но в данном случае на виселице двое казненных, а следовательно, мы хотим выяснить, кем может быть второй повешенный.

Есть несколько сказок, особенно в собрании братьев Гримм, в которых идет речь о злом духе, пригвожденном к дереву или к стене. Или же двое повешенных могут одновременно указывать на Христа, распятого на кресте, и на Вотана, повешенного на дереве: то есть на доброго бога, распятого на кресте, и на иного бога, повешенного на дереве. Это не так уж далеко от истины, ибо мотив двух божеств, пригвожденных к дереву или кресту, содержится во многих христианских легендах, легендах о рыцарях Круглого стола и короле Артуре и о Святом Граале, в которых Парсифаль находит не только Чашу Грааля с кровью Христа, но и оленя — или голову оленя, прибитую к дубу, откуда он должен ее снять. В основной легенде он ничего не забывает и сначала находит Грааль, а затем голову оленя и приносит ее божественному фемининному персонажу. Или же олень является воплощением сил зла, которые губят лес; они представляют собой Тень Христа. Таким образом, олень со своими прекрасными рогами, совершенно ненужными выростами, которые мешают ему двигаться и которые предназначены только для того, чтобы привлечь внимание самки, представляет собой Тень христианского учения, это невероятное высокомерие и надменность, присущие всем нам, которые оказываются самой худшей Теневой установкой, распространяемой христианским учением.

Например, высокомерная Тень часто проявляется в процессе анализа, когда, прикрываясь христианской моралью и добротой к своим собратьям, мы не признаемся в том, что думаем, а вместо этого высказываем разные негативные мнения и суждения, так как придерживаемся слащавой христианской установки, пока происходящее само не проявится в сновидениях. Пациент не говорит о своем сопротивлении, потому что боится усложнить ситуацию, но как бы то ни было, он аналитику «прощает все». Это высокомерие! Гораздо лучше, если бы он сказал: «Я презираю вас за то и за это; что скажете?» Это было бы по-человечески скромно и достойно. Но не выраженная напрямую, негативная реакция прячется под личиной «невзыскательности» и высокомерной установки: мол «аналитик — тоже человек, и у него есть свои недостатки». Таков яд ложных христианских убеждений. Я часто сталкивалась с подобными людьми, и меня возмущала их слащавая добродетель, я бы предпочла, чтобы они вели себя более естественно и прямо говорили, что думают, чтобы можно было достичь уровня обыкновенного человеческого понимания. Такую Тень христианской установки в средневековых легендах символизирует прибитая к дубу голова оленя. Если кто-то в принципе «не осуждает» своих человеческих собратьев, проявляя к ним «всепрощение», это ничего не меняет; негативное высокомерие сохраняется долгие годы! На протяжении трех-четырех лет анализа люди боятся высказать свое негативное отношение к аналитику, им не хватает мужества даже ради приличий обсудить по существу, что происходит, так как они не уверены, что их правильно поймут, и боятся, что это будет не по-христиански. Затем опорой для их постоянной позитивной установки «вежливости и всепрощения» становится негативное высокомерие. Если процесс анализа останавливается, можно быть совершенно уверенным, что произошло нечто подобное. Вам никогда не удается это уловить, но все вышеуказанное здесь присутствует, мешая отношениям развиваться как в лучшую, так и в худшую сторону. Благодаря откровенному диалогу отношения могут восстановиться, и тогда возобновится процесс анализа. Именно здесь обычно нужно прервать процесс и, быть может, направить пациента к своему коллеге; как правило, в таком случае возникает сильный эмоциональный взрыв, который дает материал для дальнейшей работы. Обычно у сознательной личности существует ложная установка с идеей, что «с этим я могу справиться самостоятельно», а потому внутреннему развитию человека мешают предвзятость и узость мышления.

Когда портняга сидит под виселицей, на голову к каждому из висельников садится ворон, и два ворона вступают в разговор. Первый ворон сказал, что роса, которая нынешней ночью падала с виселицы, обладает особым качеством — возвращать зрение каждому, кто ею омоет глаза, и если бы это знали слепцы, они могли бы снова получить зрение, а им это даже и в голову не приходит. Здесь имеет место общее и архетипическое представление, которое встречается во многих цивилизациях и религиозных верованиях, о том, что останки казненного преступника обладают огромной исцеляющей силой. Это подтверждает мысль, что казнь является обожествлением, что преступник обладал высокомерием, взяв на себя миссию богов, и теперь эта миссия снова возвращается к ним. И то, что было пагубно для живого человека, в Запредельном становится благотворным, позитивным, возвращая на прежнее место свои качества. Восстанавливается оптимальное соотношение между человеческим и божественным, и благодаря ему рождается исцеляющая сила, а потому веревку, на которой повесили человека, использовали как лекарство. «Возьмите кусок веревки, на которой повесили человека, или гвозди, которыми его прибили к дереву, и получите прекрасное лечебное средство». Той же самой идее отвечает целительная сила, которой обладают мощи святых. Сам факт, что к казненным преступникам во многом относились так же, как к святым, говорит о том, насколько общей является эта идея.

Вороны, которые в германской мифологии являются птицами Вотана, а в среднеземноморской мифологии — птицами Аполлона, воплощают способность к обожествлению. Аполлон был покровителем Дельфийского оракула, он возвещал истину; то же самое относится к Вотану. Считалось, что черные птицы, вороны и вороны, являются вещими, то есть что они знают будущее и могут сообщить тайну и скрытую истину. Отчасти это поверье возникло потому, что стаи ворон собираются на полях сражений или у дома, в котором кто-то умирает. При виде скопления воронов и ворон люди говорят, что кто-то умрет, и вороны об этом знают. Из этой зацепки рождается проекция, что они знают истину и могут предсказывать будущее. У Вотана было два ворона, Хугин и Мунин[39], которые были для него источниками тайных знаний. Вообще птицы символизируют интуитивное предчувствие. Они созданы для того, чтобы летать в воздухе, в среде духовного мира, а значит, имеют связь с непроизвольными мыслями, которые раскрываются как истины. Эти две птицы — духи истинности и правдивости. В конце сказки башмачник оказывается под виселицей, и вороны выклевывают ему глаза. Птицы воплощают ту невидимую истину бессознательного, которая исполняется сама; башмачник пришел к своему финалу, подчиняясь не человеческой власти, а власти бессознательной истины.