В книге Вульф рассматривает стереотипные, нормативные представления о женской красоте как инструмент ограничения и угнетения женщин ради поддержания мужских властных институтов. Миф о красоте утверждает, что описывает близость, секс и любовь, что выражает восхищение женщинами. На самом деле он состоит из эмоциональной дистанции, финансов и подавления сексуальности. Миф о красоте — совсем не о женщинах. Он — о мужских институтах и институциональной силе. Миф исключает реальных женщин, их тела и их голоса, заменяя их образами искусственной и недостижимой «красоты». Миф о красоте в его нынешнем агрессивном виде связан с техническими достижениями — фотографией, печатью и т. д., которые позволили широко распространять изображения человеческого тела, чтобы показать женщинам, как они несовершенны. Чтобы утвердить в них неуверенность в себе. Чтобы они шли искать поддержку у мужчин. Чтобы женщины впадали в зависимость и от мужчин, и от индустрии красоты. А это — целая отрасль экономики, которая приносит баснословные прибыли от торговли мифом — мифом о красоте.

В рамках мифа о красоте женщине предписывается набор поведенческих характеристик и действий, внутренне противоречивый, но обязательный для того, чтобы быть «хорошей», «настоящей», чтобы заслуживать любовь, счастье, профессиональный успех. Красота испокон веков была характеристикой женщины как товара на брачном рынке. А когда женщина вышла на рынок труда в качестве полноправной участницы, миф о красоте сделал красоту ее характеристикой как профессионала — характеристикой настолько произвольной и хрупкой, что она постоянно подрывает возможности женщины на рынке труда. Мужчина‑профессионал не обязан быть красивым, а вот женщине следование стандартам красоты прибавляет очки к должностному росту. Или же перекрывает карьеру, если женщина откровенно не придерживается этих стандартов.

Вульф приводит статистику и результаты многочисленных исследований, по которым видно, что женщины работают больше, лучше, эффективнее мужчин. Современные женщины добиваются успехов в профессиональной сфере, несмотря на то, что дома их ждет «вторая смена» — домашнее хозяйство, включающее уборку, готовку, уход за детьми, стариками и больными. Домом по‑прежнему занимаются в основном женщины, даже в семьях, где работают оба партнера. И делают они это бесплатно, так как домашние дела за работу не считаются.

Теперь у женщин появилась «третья смена» — ею стала красота. Сколько денег и времени тратит женщина на то, чтобы хорошо выглядеть? Думаю, каждая может ответить на этот вопрос.

Раньше красота была значимой характеристикой только для определенного узкого набора профессий, построенных вокруг демонстрации красивой внешности: манекенщицы, актрисы, танцовщицы. Профессиональные красавицы не имели высокого статуса в обществе и не пользовались уважением. Однако чем больше влияния получают в обществе женщины, тем больше красота становится обязательной профессиональной характеристикой любой женщины, независимо от профессии. Пресловутая «презентабельная внешность» распространяется в сферы, где внешний вид не должен иметь значения. И правило это относится только к женщинам. Работодатель получает возможность постоянно «осаживать» идущую вверх по карьерной лестнице профессионалку из‑за ее несоответствия идеалу. В то же время «красота» постоянно разрушает самооценку женщины и ее уверенность в себе как в мастерице своего дела. Современная работающая женщина сталкивается с тем, что для получения признания ей нужно совмещать функции работницы в профессиональной сфере, профессиональной домохозяйки, жены и матери, и профессиональной красавицы, и во все три эти рабочие смены быть на высоте — иначе ее успех объявляется фальшивым.

Для внедрения «красоты как профессиональной характеристики» сформировалась идеология женских журналов, в которых язык упорства и целеустремленности, необходимых в работе, применяется к бесконечной переделке собственного тела — «если будешь больше трудиться, сможешь стать как Виктория Боня или Оксана Федорова». Идеология «профессиональной красоты» использует женские страхи и укоренившееся, навязанное чувство вины для того, чтобы подавить сопротивление «третьей смене». В конце концов, «профессиональная красота» становится обязательной характеристикой женского статуса в рабочей среде.

Я уважаю женщин, и мне нравится когда женщина умна и хорошо работает, но если при этом она сексуально выглядит, носит каблуки, юбки, то мне это приятно. Я считаю, что женщина так и должна выглядеть, оставаться женщиной. А разве не должна?

Но требование красоты, как и любой даблбайнд, загоняет женщину в тупик: если она выглядит недостаточно женственно, красиво, привлекательно, прикладывает недостаточно много усилий для создания «профессионально красивой» внешности — ее увольняют или не повышают; если она выглядит женственно и привлекательно, прикладывает усилия для «наведения марафета», то недооценивается как работник и подвергается сексуальным домогательствам, которые оправдываются тем, что она провоцирует их своей внешностью. Дресс‑код для мужчин‑профессионалов — это униформа, относительно четкая и понятная всем. Дресс‑код для женщин‑профессионалов — это лабиринт, где нужно лавировать между привлекательностью и легкомыслием, женственностью и солидностью. При этом вина за неудачу всегда ложится на женщину, хотя условия для неудачи созданы были не ею.

Еще одна опасность «профессиональной красоты» — то, как тесно она связана с возрастом. Приравнивание «красоты» к молодости лишает зрелых, опытных женщин права на свою зрелость, опыт и индивидуальность — в том числе в рабочей среде. В то же время чем старше становится женщина (и чем больше профессиональных успехов она добивается с возрастом), тем сильнее она отступает от норм «красоты» — и тем больше усилий ей приходится прикладывать, чтобы соответствовать; тем больше ее успешность как профессионала подвергается давлению из‑за ее «неуспешности» как профессиональной красавицы. Мужчина с возрастом только наращивает свой профессиональный статус. Женщина имеет больше профессиональных возможностей в молодости и больше рискует остаться без работы или без возможностей карьерного роста с возрастом.

Не только в профессиональной, но и в общественной сфере, в культуре женщина должна быть красавицей — это единственная роль, в которой она заметна. Культура не оставляет женщинам места героинь в своих сюжетах, по крайней мере, не на тех же правах, что и мужчинам. «Красивая героиня — это оксюморон, потому что героизм — это индивидуальность, интересная и постоянно меняющаяся, а «красота» одинаковая для всех, скучная и неизменная». Герои‑мужчины своим умом и душой, своей дерзостью и смелостью двигают события; они становятся героями, потому что они выделяются среди других мужчин. Женщины существуют в сюжетах благодаря своей красоте; события с ними случаются из‑за их красоты, а их активные действия порицаются и наказываются действующими в сюжете силами.

Когда разговор о правах заводит женщина в юбке — это совсем не то же самое, чем когда разговор о правах ведет женщина в условных брюках. В первом случае женщину облепят ласковыми увещеваниями о необходимости забросить это неблагодарное занятие — защиту женских прав (негоже, когда сама Вечная Женственность становится поборницей эмансипации), но попробуют все‑таки выслушать — в каких бы то ни было целях — красивую женщину. Во втором — припечатают стигмой, величая «уродливой феминисткой». Что очень характерно. Ведь женщине, утратившей капитал красоты, недоступно самостоятельное высказывание — ее попросту не будут слушать. Женщину слушают, если она красива: только красота позволяет женщине говорить. Красивой женщине верят, что она высказывается по какому‑либо вопросу не из‑за охватившего ее отчаяния (по поводу неудач в личной жизни, конечно!), но потому, что амбициозна, например. При этом всегда можно отнять капитал у говорящей, окрестив ее «некрасивой» (каковой можно назвать любую). Тут же запускается механизм — и вот уже нет ее слов, и нет ее речи. Однако что бы женщина ни говорила, собеседник всегда смотрит на ее внешность, оценивает ее внешность и, уже в соответствие с ней, ее высказывания.