выказывала отвагу, а ничто не вызывало у Ричарда большего уважения, чем отвага. Он не променял бы Беренгарию на Алису, даже если благодаря этому его приняли бы при дворе Белы как давно пропавшего брата.

Заявление Георгиоса, что от Задара их отделяет меньше ста миль, подняло у всех настроение. Однако на следующее утро рассвет горел багрянцем более ярким, чем кровь, и к полудню западную часть горизонта заволокло тучами. Вскоре «Морской змей» уже качался на высоких валах. Зная, что собирается очередной шторм, вожак пиратов разрезал лист пергамента на полоски, попросил капеллана Ричарда написать на них имена святых, после чего ссыпал в свою шапку. Матросы и пассажиры по очереди вытягивали полоски и давали обет заказать мессу доставшемуся им небесному покровителю за избавление от бури. Георгиос освободил Ричарда от жеребьевки, заявив с едва приметной усмешкой, что король уже внес свою лепту, а на тысячу дукатов можно хоть каждый день мессы служить. Затем капитан с соблюдением приличествующих церемоний спустил полоски с именами святых в море, и все с облегчением вздохнули, хотя бы на время.

Налетевший несколько часов спустя шторм был не таким свирепым как тот, что выбросил их на Ла Крому, зато затяжным. Три дня «Морского змея» трепали волны и ветер, хлестал ледяной дождь. Люди мало спали, ели еще меньше. Они глотали имбирный сироп, чтобы успокоить норовящий вывернуться наизнанку желудок, и молились: не обязательно тому святому, чье имя было написано на полоске пергамента, но всем, каких могли вспомнить. Ветер был яростный и холодный; кормчий Спиро сказал, что это бора, который налетает с прибрежных гор и сеет хаос в течение зимних месяцев. Кутаясь в промокшие плащи, рыцари Ричарда сбились в кучку в шатре и ждали прихода в Задар с таким же нетерпением, с каким неверные стремятся в Мекку.

Бора унес судно далеко в море, и в течение двух суток они не видели берега. Когда Ричард потребовал сообщить, сколько еще осталось до Задара, Георгиос с неохотой признал, что этот порт остался уже далеко позади. Испуганный вспышкой вулканического темперамента короля, наводившей на мысль об Огненной горе на Сицилии, пират заверил монарха, что впереди другой венгерский порт – Пула, и как только буря поутихнет, Спиро доставит их туда. У рулевого для таких целей есть помощник: намагниченная иголка, воткнутая в пробку и плавающая в ведерке с водой. Она всегда указывает на север. Обычно моряки ориентируются по звездам и береговым приметам, напомнил он Ричарду. Все это сейчас недоступно для Спиро. Как только погода улучшится, корабль пристанет в Пуле или направится обратно к Задару, это уж как король пожелает. Тон у него был очень деловитый и уверенный, зато когда Ричард задал вопрос, что будет, если шторм вскоре не утихнет, ответа у него не нашлось.

Лишь на третий день путники увидели, наконец, землю. Вот только открылась она по левому борту галеры. Осознав, что это берег Италии, люди пришли в ужас от того, насколько далеко отклонились они от курса. Вскоре полоска земли скрылась вдали, и снова их окружали только море и небо. Георгиос снова пообещал, что как только им удастся вырваться из цепких лап злокозненного боры, они снова возьмут курс на какой-нибудь венгерский порт. В его речах ветер представал неким недобрым живым существом, способным на лукавство, и мало у кого из людей Ричарда возникало желание противоречить ему.

Когда буря все-таки кончилась, все обитатели «Морского змея», как матросы, так и пассажиры, были слишком измождены, чтобы радоваться. Сил им хватало только облегченно вздыхать. Спиро посоветовался со своей мореходной иголкой и положил галеру на новый курс. Но недолго путникам довелось радоваться избавлению, потому как несколько часов спустя случилась беда. Первым признаком, по которому Ричард понял, что нечто пошло совсем не так, был громкий крик, за которым последовала тирада ругательств – даже не зная греческого, ошибиться в тоне было невозможно. Поспешив на палубу, король обнаружил, что пираты толпятся у румпеля и гомонят все разом в явном испуге.

– Петрос, что стряслось?

Опасности и суматоха прежде только радовали молодого моряка. Теперь же он побледнел как смерть.

– Да поможет нам Бог, лорд, потому что мы лишились руля! Он не отвечает поворотам румпеля!

Петрос распространялся, что это могло стать результатом постоянных ударов волн, или что перо руля запуталось в водорослях или рыболовной сети. Но Ричард не слушал его: перед мысленным взором у него стоял покалеченный сарацинский корабль, тонущий после того как избранные христианские моряки поднырнули и опутали руль канатами, сделав гиганта легкой добычей для галер короля. Лишенный руля корабль не может управляться и оказывается в полной власти стихии.

* * *

Весь следующий день «Морского змея» влекло по воле течения, люди на его борту молились, поскольку больше предпринять ничего не могли. Но на следующее утро Спиро разбудил их криком, призывая Георгиоса. Петрос перевел, что впереди открылась земля, а изменившийся цвет воды говорит о близком впадении реки. Прилипшие к планширю путешественники напряженно вглядывались в горизонт и разразились радостными воплями, услышав далекий рокот прибоя. Наконец показался берег: зеленовато-серая полоса под свинцовым нависающим небом. Пираты снова сели за весла. Едва достигнув отмели, они попрыгали в воду и вытащили галеру на сушу. Грунт был вязкий, и моряки проваливались в него почти по колено, но даже болото показалось морякам раем после злоключений, пережитых на «Морском змее».

Пираты завели якоря, чтобы галеру не унесло приливом и, сыпя проклятиями, обнаружили, что руль действительно сломан. Ветер был пронизывающий, люди начали дрожать от холода. Все смолкли, озирая самую пустынную и бесприютную местность, которую им доводилось видеть. Деревьев нет, нет никакой растительности, если не считать скудной болотной травы. Ни единого звука, кроме шума прибоя, даже морские птицы не кричат. Никаких признаков жизни.

– Ну и куда же, Бога ради, нас занесло? – сказал наконец Ричард, озвучив крутившийся у всех вопрос.

Глава III

Побережье Истрии

Декабрь 1192 г.

Чтобы найти более-менее твердый грунт и топливо, им пришлось углубиться внутрь материка на несколько миль. К тому времени