Вдруг я заметила, что в другой нише стоит Барт, он шпионил… нет, скажем, наблюдал, но еще более заинтересованно, чем я. А еще говорил, что не любит балета и ничего не смыслит в прекрасной музыке! Он небрежно прислонился к стене, скрестив руки на груди. Но во взгляде, следящем за Мелоди, не было никакой небрежности — он был целеустремлен и полон желания. У меня екнуло сердце. Когда же Барт перестанет желать того, что принадлежит брату?

Звуки музыки взлетали над залом. Джори и Мелоди забыли, что за ними могут наблюдать, и были так увлечены танцем, что не могли остановиться, они кружились с дикой страстью, очарованные друг другом, пока Мелоди не прыгнула с разбега в его протянутые к ней руки. Тотчас она прильнула губами к его губам. Как после долгой разлуки, их губы соприкасались снова и снова. Руки скользили по телу, нащупывая самые интимные места. Я, как и Барт, оказалась невольным свидетелем их любовного порыва и не успела уйти. Они жадно ловили поцелуи друг друга. В огне неодолимого желания они упали на пол и докатились до мата. Только тогда я подошла к Барту, он быстро и тяжело дышал.

— Пойдем, Барт, не стоит стоять здесь и наблюдать, ведь танец кончился.

Он отскочил, как будто мое прикосновение обожгло его. Острая тоска в его глазах отозвалась во мне болью и жалостью.

— Им бы надо научиться контролировать свое поведение, по крайней мере, пока они гостят у меня в доме, — сердито произнес он, не отрывая глаз от забывшейся пары: они в исступлении катались по мату, руки и ноги их переплелись, мокрые потные волосы перепутались при бесконечных поцелуях.

Я затолкала Барта в музыкальную комнату и тихо прикрыла дверь. Эту комнату я не любила. По желанию Барта она была обставлена в мужском вкусе. Здесь стояло огромное пианино, на котором никто никогда не играл, хотя я раза два видела, как Джоэл трогал пальцами клавиши и тотчас отдергивал руку, как будто издаваемый ими звук казался ему греховным. Однако пианино явно привлекало его: он долго стоял и смотрел на него, сжимая и разжимая пальцы.

Барт прошел к шкафу, где был приоткрыт освещенный бар. Он достал хрустальный графин и налил себе неразбавленного шотландского виски, без воды или льда. Проглотил все одним глотком и с виноватым видом посмотрел на меня.

— Они уже девять лет женаты, неужели не устали друг от друга? Что же это за чувство, которое захватило вас с Крисом, захватило Джори и которого нет у меня?

Я покраснела и опустила голову, проговорив в замешательстве:

— Не знала, что ты пьешь один.

— Ты многого не знаешь обо мне, дорогая мамочка. Он проглотил вторую порцию виски, я услышала это,

даже не взглянув на него.

— Даже Малькольм иногда пил.

— Ты все время сравниваешь себя с Малькольмом? — полюбопытствовала я.

Он рухнул в кресло и закинул одну ногу на другую, лодыжкой на колено. Мой женский взгляд сразу заскользил по мягкой мебели и покрывалам. Ведь мой сын в минуту раздражения мог положить ноги в грязных ботинках на дорогую обивку или вконец испортить великолепное покрывало. Потом я перевела взгляд на его обувь. Его подошвы были необыкновенно чисты, как будто ступали только по бархату. Как ему это удается? Ведь в детстве он был таким грязнулей. Однако, став взрослым, приобрел любовь к чистоте.

— Что ты так рассматриваешь мою обувь, мам?

— Она очень красива.

— Тебе в самом деле так кажется? — он с безразличием глянул на свои туфли. — Они стоят шестьсот баксов, и я доплатил еще сотню за обработку подошв, чтобы они не снашивались и не пачкались. Это теперь шик — обувь, у которой постоянно чистые подошвы.

Я нахмурилась. Разве в этом есть какой-то смысл?

— Но, ведь верх туфель сносится раньше, чем подошвы.

— Ну и что?

В самом деле. Что сейчас значили для нас деньги? У нас их было больше, чем мы могли истратить.

— Когда сносится верх, я куплю себе другую пару, а эти выброшу.

— Тогда зачем обрабатывать подошвы?

— Ну, перестань, мам, — сердито проговорил он. — Я просто люблю, чтобы вещи сохраняли свой вид, пока я их не выброшу… и люди тоже… Мне неприятно будет смотреть на Мелоди, когда она будет ходить с толстым животом, как корова.

— Я буду счастлива, когда у нее все будет заметно, может быть, тогда, наконец, ты перестанешь пялиться на нее.

Он зажег сигарету и спокойно посмотрел мне в глаза.

— Бьюсь об заклад, мне не составит труда отнять ее у Джори.

— Как ты смеешь говорить такое? — возмущенно воскликнула я.

— Она никогда не смотрит на меня, ты заметила? Я думаю, что она просто не хочет признаться самой себе, что я лучше выгляжу сейчас, чем Джори, я выше его, изящнее, а главное, во стократ богаче.

Мы смотрели друг другу в глаза. Я нервно сглотнула комок в горле и стряхнула с одежды невидимую пушинку.

— Завтра приедет Синди.

Он прикрыл глаза и крепче сжал ручки кресла, больше ничем не высказав своего отношения к этому известию.

— Я неодобрительно отношусь к этой девчонке, — сдержанно выговорил он.

— Я надеюсь, ты не будешь обижать ее, пока она здесь. Вспомни, с каким обожанием она к тебе относилась в детстве, буквально не отходила от тебя? Она очень любила тебя, пока ты сам не настроил ее против себя. Она и сейчас стала бы также к тебе относиться, если бы ты не издевался над ней так безжалостно. Барт… неужели ты не сожалеешь о тех неприятностях, которые ты причинил ей, о тех грубых словах, которые ты говорил своей сестре?

— Она мне не сестра.

— Сестра, Барт, сестра!

— О, Господи, мама, я никогда не буду считать ее сестрой. Она приемыш, она нам не родная. Я прочел несколько писем, из тех, что она писала тебе. Разве ты не видишь, что она из себя представляет? Или ты просто читаешь слова, не задумываясь над их смыслом? Как может девушка иметь столько поклонников и не быть при этом испорченной?

Я возмущенно вскочила.

— Почему ты так несправедлив к людям, Барт? — закричала я. — Ты не хочешь признавать Криса своим отцом, Синди — своей сестрой, Джори — своим братом. Или тебе никто не нужен, кроме тебя самого и этого отвратительного старика, который повсюду таскается за тобой?

— У меня есть ты, мама, ну, по крайней мере, частичка тебя, так ведь? У меня есть дядюшка Джоэл, очень интересный человек, который вот сейчас, наверно, молится за наши души.

Кровь прихлынула к моим щекам. Я вскипела гневом.

— Ты просто идиот, если предпочитаешь этого шаркающего старикашку тому человеку, который всегда был тебе настоящим отцом.

Я старалась сдержать себя и не сумела. Мне редко удавалось держать себя в руках при спорах с Бартом.

— Неужели ты забыл, сколько хорошего сделал для тебя Крис? И делает до сих пор?