— И что ты предлагаешь?

— Я предлагаю тебе забрать своего ребенка и ехать домой. А с Ильей встретишься потом, без младенца.

— Нет, — твердо сказал Ярослав. — Мы будем видеться каждую неделю.

Разулся, гад, и потащил люльку в комнату. Я закатила глаза и призвала себя к терпению. Один раз я уже не удержала свои эмоции в узде. Сейчас он поговорит с ребенком и уедет. И у нас снова будет неделя спокойствия и тишины.

— Что делают люди, если никуда не идут? — спросил Ярослав у сына.

Илья покосился на люльку, подошел, заглянул внутрь. Ничего интересного, похоже, не увидел, пожал плечами, повернулся к отцу.

— Можно поиграть в настольную игру. Можно пазл собрать. А еще у меня приставка есть… мам, можно?

Я кивнула. Младенец молча лежал в люльке, наверное, спал. Ярослав и Илья устроились на ковре перед телевизором. Я позволила бывшему мужу вмешаться в нашу жизнь, но изображать счастливое семейство вовсе не желаю. Я взяла книгу и ушла в детскую — читать. И даже увлеклась книгой, сумев выбросить из головы и бывшего мужа, и его нового ребенка. Словно забыла про них, вот чем книги хороши. Отвлеклась только, когда ровный гул игры-стрелялки и восклицания сына прервались. Доминировал другой звук. Тихий. Плакал ребенок.

Поневоле заинтересовавшись я отложила книгу, поднялась. Я ожидала того, что Ярослав попросит помощи, и я отказала бы ему, просто из принципа. Я априори считала всех мужчин плохими отцами. Вот мой отец пытался быть хорошим, но мать не заменит никто.

Но… Ярослав отложил джойстик и сам подошел к ребенку. Достал маленькое тельце из люльки. Я догадалась, почему ребенок проснулся — ей просто жарко стало, а вытащить ее из мехового конверта папаша не додумался, только сейчас раздел. Ярослав же достал смесь из сумки термоса, вполне привычно ею потряс и устроил ребенка кушать. Ничего себе.

— Наверное, твоя жена в восторге, — заметила я.

— О, да, — сухо отозвался Ярослав.

Я все еще не смотрела на ребенка, видела только крепко сжатый маленький кулачок. Куда больше меня интересовала реакция своего сына, но его внимание новорожденный ребенок привлечь не сумел. Да и какому семилетнему мальчику интересны младенцы?

— Какая голодная, — с улыбкой сказал Ярослав.

Мое сердце сжалось. Хотелось взять Илюшку за руку и увести прочь. Чтобы не смотрел. И любить его сильно-сильно, чтобы компенсировать не только равнодушие родного отца, а весь остальной мир вместе взятый. Илюшка же поймал мой взгляд и улыбнулся, словно говоря — все будет хорошо. Легко верить в это, когда тебе семь.

— Сейчас доиграем и поеду домой, она скоро какать захочет.

И поднял ее, словно показывая мне. Голову придерживает указательным пальцами, маленькие ноги в ползунках поджаты. Лица я не вижу, она спиной ко мне. Значит и про столбик после еды в курсе. При кормлении бутылочкой дети часто заглатывают воздух, и их лучше некоторое время подержать вертикально.

Народная премудрости сработала — маленькая девочка весьма громко срыгнула. Не только воздухом — белое пятно растеклось по рубашке Ярослава. Он чуть слышно выругался, уложил ребенка на диван и принялся искать салфетки.

— Наверное, в машине остались.

— Идем в ванную, — со вздохом решилась я.

Показала ему где упаковка с одноразовыми бумажными полотенцами, влажные салфетки и закрыла за ним дверь. Вернулась в комнату. Илюшка стоял возле дивана и разглядывал ребенка.

— Она тебе нравится? — спросила я.

— Слишком маленькая и непонятная.

И тогда я посмотрела, сейчас, когда Ярослав не может видеть моего любопытства. Илья был прав — она была маленькой. Очень. Сам Илья даже при рождении был гораздо крупнее ее двух недельной. Она не плакала и не спала. Разглядывала комнату мутным, ничего не видящим взглядом, сжимала кулачки. Мне бы хотелось ее ненавидеть, эту чужую, по сути мне, девочку. Да, она ни в чем не виновата. Но она рушит мою жизнь вместе со своим отцом.

Только очень тяжело ненавидеть трехкилограммовое дите по имени Катюша.

Маленькая явно жила в каком то своем мире и мы ее интересовали мало. Новорожденный Илья разражался гневным криком, стоило его положить, и кумушки на лавках ругали меня, что сделал ребенка ручным. А как не взять на руки, если плачет? Жалко же… Малышка лежала молча и плакала видимо только если что-то нужно было.

В ванной тишина, я оставила Илью возле ребенка, которого он разглядывал с немного брезгливым интересом и пошла смотреть, что случилось с Ярославом. Надеюсь он не думает, что если позволил моему ребенку принять у себя душ, то может мыться у меня. Я вообще была очень зла, на языке крутились колкие фразы и сдерживать их было все труднее и труднее. Я дернула дверь ванной именно с парой обидных слов наготове. И замерла.

Ярослав казался таким огромным в маленькой комнатке, хотя оставался стройными несмотря на то, что за последние годы заматерел. Он стоял обнаженные по пояс, сняв рубашку и пытаясь застирать пятно мылом. Услышал меня, обернулся, чуть улыбнулся уголками губ.

— Я конечно с ней уже несколько дней… но детская рвота и какахи все еще не умиляют.

Вернулся к своему делу, отжал рубашку, приподнял, посмотрел на свет. Я уже видела Ярослава полуобнаженным, в тот вечер, когда сорвалась и устроила истерику, но тогда он интересовал меня меньше всего, и я его не разглядывала. А сейчас он стоял ко мне спиной, нисколько не стесняясь демонстрировал несколько шрамов, которые перечеркивали кожу почти крест накрест.

— Это авария, — пояснил он. — Пару лет назад. Ничего серьезного, но и приятного тоже мало.

Натянул рубашку, стал неторопливо застегивать. Изначально маленькое молочное пятно расплылось в большую замытую кляксу, влажная ткань собралась грубыми неопрятными складками. Мокрая рубашка. Можно предложить хотя бы погладить, но внутри меня все протестует. Я… я не хочу ему помогать. Я просто хочу чтобы он ушел.

— Ярослав…

Я хочу, чтобы он ушел. Сейчас. Я хочу ему это сказать.

— Смотришь на меня, — усмехнулся он. — Глаза чернющие. Злые. Думаешь, я в восторге от того, что происходит? Думаешь я умираю от любви к этому маленькому ребенку? Да я до смерти ее боюсь! Мне страшно, когда она плачет. Если она не плачет это еще страшнее. Я ничего не знаю. Но я учусь, Ян. Я научусь быть отцом, научусь ее любить. И сейчас я не только о Кате говорю. Как бы не прожигала меня своими взглядами, чтобы не говорила ты или твой отец, я не уйду больше. Слышишь?

Обошел меня и прошел в комнату. Я на негнущихся ногах следом.

— По-моему она пукнула, — сказал Илья. — Но на все сто я не уверен. Но она точно издала какой-то звук и точно не ртом.

Ярослав рассмеялся и я даже не смогла уловить горечи в его смехе. Если он изображая счастье, то делал это очень правдоподобно.

Илья все так же смотрел на ребенка — с брезгливым интересом. То есть, ему было любопытно, но сам младенец казался ему, как он сам сказал — непонятным. Посторонился, пропуская Ярослава. Я стояла за их спинами и наблюдала, как мой бывший муж неуклюже запихивает ребенка в меховой конверт.