играли в игры: она говорила слово, а я отвечала первое, что приходило мне в голову:

– Окно – дверь.

– Трамвай – рельсы.

– Трамвай – остановка.

– Остановка – парк.

– Парк – бежать.

– Бежать – фонтан.

– Забор – кусты.

– Велосипед – …

Когда она сказала «велосипед», я ничего не могла придумать. Я начала дрожать, а она повторила: «Велосипед». Тогда я схватила подушку и бросила ее в Сабину левой рукой, а потом скатилась с дивана на пол и больно стукнулась головой об ножку стола. Она подняла меня, уложила обратно и накапала в нос что-то из своей бутылочки. Я перестала дрожать и вдруг заснула. Проснулась я от громких голосов – Рената и Ева вернулись домой, поели и собирались уходить на репетицию. Я не успела открыть глаза, и они думали, что я еще сплю.

– Мама, – сказала Рената, – ты еще долго собираешься возиться с этой калекой? Лучше бы ты разок сходила с нами и послушала, как мы играем.

– Я обязательно приду послушать, девочки. Вот только немного подлечу Линочку и приду.

– Я уже привыкла, что наша очередь всегда вторая, но иногда у меня лопается терпение.

– Пойми, я так давно забросила свою профессию. Мне иногда кажется, что я уже умерла.

Я услышала, как в голосе Сабины зазвенели слезы. Меня залила горячая волна, я вскочила с дивана, и заорала:

– Отдай мой велосипед!

– Она помешалась на этом велосипеде! – засмеялась Рената и ушла, громко хлопнув дверью.

Ева поцеловала мать и попросила:

– Не сердись на Ренату, у нее большие огорчения. – И выскочила на лестницу догонять сестру.

– Может, она права, я совсем ее забросила, – пробормотала Сабина, – но сейчас давай вернемся к велосипеду. Ведь у тебя нет велосипеда?

Я сразу сообразила, как надо ответить:

– Он мне приснился во сне.

– Давно приснился?

– Первый раз – давно. А с тех пор снится часто, почти каждую ночь.

– Что за велосипед – двухколесный?

– Нет, трехколесный, – я тут же испугалась, ведь он и вправду был трехколесный.

– Кто же у тебя забрал твой голубой велосипед?

– Не голубой, а красный, – прошептала я, все глубже увязая в подробностях. Мне ужасно захотелось все-все ей рассказать.

– Ну хорошо, пусть красный, но кто его забрал?

– Один толстый мальчишка с Пушкинской улицы.

– Разве ты ходила на Пушкинскую улицу? Это далеко.

– Я хожу туда во сне.

– А откуда ты знаешь, как выглядит Пушкинская улица, если ты никогда там не была?

– Я была там давным-давно, я даже жила там с мамой и папой.

– Разве? А я думала, что вы приехали из Ахтырки!

– Ну да, мы приехали из Ахтырки. А до Ахтырки… – я почувствовала, что иду ко дну, и забарахталась. – Я не помню, где мы жили до Ахтырки… я была маленькая…

– Но ты помнишь, что у тебя был красный трехколесный велосипед.

Тут зазвенел дверной звонок. Он звонил не раз и не два, он звонил без перерыва. Сабина стала белая как мел, и попыталась встать со стула, но ноги у нее подкосились. Я села и уставилась на нее – что делать?

Она сказала еле слышно:

– Пойди, детка, открой.

Я не двинулась с места, а звонок все звенел и звенел.

– Как открыть? – прошептала я. – Левой рукой?

– А ты постарайся и открой левой.

Я постаралась и открыла левой – за дверью стояла Ирка Краско, с которой мы последнее время сильно подружились.

– Собирайся и поехали к нам обедать. Няня Даша приготовила обалденный борщ и позволила мне пригласить тебя.

У меня потемнело в глазах:

– А как я дойду? Ты же знаешь, что у меня рука…

– При чем тут рука? Внизу стоит наша машина с шофером Колей – он нас в два счета довезет.

Я сказала:

– Заходи. Что ты стоишь в дверях? – и помчалась к Сабине. Ирка пошла за мной.

– Вы слышали, Сабина Николаевна? Ира зовет меня к ним обедать, но у нас ведь лечение.

– Раз тебя приглашают на обед, мы можем перенести… – начала Сабина, но я перебила ее по-немецки:

– Сделайте, что хотите, но не отпускайте меня туда!

Сабина не стала выяснять, почему я так не хочу идти к Ирке, она только спросила:

– А где ты живешь, Ира? На Пушкинской?

– Ну да, на Пушкинской, возле парка.

Сабина бросила на меня быстрый взгляд, от которого я вся похолодела.

– Понимаешь, я не могу отпустить Лину без разрешения ее мамы…

– Но шофер Коля отвезет ее обратно! – огорченно крикнула Ирка.

– А главное – я провожу с нею курс лечения, который нельзя прерывать. Ведь ты же не хочешь, чтобы она навсегда осталась с покалеченной рукой?

– Нет-нет, конечно, не хочу! Линка – моя лучшая подруга! Только с ней я могу говорить о книжках. Мне больше не с кем. Мама и папа всегда заняты, а Митька совсем дурак.

– Что же он целый день делает? Катается на велосипеде?

– Как вы догадались? – восхитилась Ирка. – Мама говорит, что у него на попе вырос мозоль от этого велосипеда.

– А велосипед какой – красный трехколесный?

– Ну да, – закивала Ирка, – красный трехколесный.

И я поняла, что мне конец.

Ирка убежала, огорченная. Мне пришлось пообещать, что в следующий раз я обязательно приду к ним, когда няня Даша нажарит блинчиков с мясом. Я пообещала, хоть знала, что не приду к ним никогда. Сабина заперла дверь и вернулась ко мне:

– Значит, ты в тот день пошла на Пушкинскую восемьдесят три и увидела ее брата Митьку на своем велосипеде. Или тебе это приснилось?

– Я же сказала, что приснилось! – сказала я твердо, хоть знала, что она мне не верит.

– Почему же ты вернулась вся исцарапанная? Ты поцарапалась во сне?

На это мне оставалось только закатить скандал. И я закатила – я вскочила с дивана, выбежала в коридор и стала швырять в Сабину все туфли – и наши, и ихние. Когда туфли кончились, а их было немного и у нас, и у них, я села на пол и заплакала. Сабина подошла, обняла меня за плечи и сказала ласково, будто это не я швыряла в нее туфли:

– Ну, поскандалила и хватит. Теперь расскажи мне все спокойно и по порядку.

И я ей все рассказала, спокойно и по порядку – и про маму с папой, и про маму Валю с папой Лешей, и про то, как я стала Столярова, и как Митенька ехал на меня на красном велосипеде, и как Ирка с няней Дашей искали меня в кустах, и как шофер Коля привез Ирку в нашу школу