Лондон же в очередной раз оказался в сложном положении. С одной стороны, враг его заклятого врага Франции должен был бы автоматически становиться другом Англии, но, с другой стороны, правящие круги Британии всегда были против любого усиления России.

Ну а Екатерина II хотела от короля Георга III того же, что и от сэра Вильямса – денег, но в куда большем объеме. 5 января 1764 г. английский посланник граф Бекингэм на конференции с вице-канцлером объявил, что его правительство «никак не может дать России 500 000 рублей субсидии на текущие польские дела»[37]. Козырем Екатерины было заключение нового торгового договора. Король тянул резину с субсидиями, а императрица – с договором.

Так, лорд Сандвич, заведовавший иностранными делами по северному департаменту, заявил русскому послу Грассу, что «в русском проекте есть два пункта, которых Англия никак не может принять: один пункт о Польше, другой – о Турции. Англия не может обязаться помогать России в случае войны последней с Турциею по своим существенным торговым интересам; не может также обязаться субсидиями для польских дел, потому что казна истощена последнею войною [Семилетней. – А.Ш.], и таким обязательством нынешние министры возбудили бы против себя всенародный крик; а на все другие предложения императрицы в Англии охотно согласятся»[38].

В России активным сторонником союза с Англией был граф Никита Иванович Панин, руководивший Коллегией иностранных дел с 1763 по 1781 г. Его «идеей фикс» был «Северный союз», или, как тогда говорили, «Северный аккорд».

Согласно плану Панина, союз северных некатолических стран Европы должен противостоять союзу южных католических государств. Панин предлагал в тесном военно-политическом союзе Россию, Англию, Пруссию, Саксонию, Швецию и Данию против Австрийской империи, Франции и Испании.

Проницательная Екатерина с самого начала видела изъяны этого «академического проекта», но сперва помалкивала и пыталась использовать Панина и его идеи в своих целях, которые с 1762 г. полностью совпадали с интересами государства Российского.

Об отношениях с Англией в 1765 г. хорошо сказал С.М. Соловьев: «Содержанием отношений с Англиею по-прежнему были бесплодные толки о союзе. Делали друг другу взаимные комплементы: Панин в заметках своих для императрицы называл англичан торгашами, лавочниками; новый английский посланник Макартней, жалуясь на медленность переговоров, писал своему министерству, что не может быть иначе в стране, где все дело ведется в лавках, величаемых коллегиями, и мелкими купцами, которых угодно называть членами комиссий. Это относительно торгового договора; что же касается политического союза, то Макартней нашел другого противника уже не в членах русских комиссий; он писал: «Король прусский не желает, чтоб русский двор имел других союзников, кроме него»[39].

Наконец 20 июня (1 июля) 1766 г. в Петербурге граф Панин и английский посланник Джордж Маккартни подписали договор о мире, дружбе и взаимной торговле. Что же касается «Северного аккорда», то он Лондону в принципе нравился, но там никак не хотели включить пункт о помощи России в войне против Турции. Тем не менее Англия в ходе Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. занимала позицию крайне благожелательного к России нейтралитета.

В сентябре 1768 г. султан Мустафа III, считавшийся «тенью Аллаха на земле», объявил России священную войну. Екатерина II, занятая по горло Польшей, а главное, внутренними преобразованиями в империи, всячески оттягивала войну, и в 1765–1768 гг. пошла на ряд уступок султану. Однако, узнав об объявлении войны, императрица пришла в ярость. Из письма Екатерины к послу в Англии графу И.Г. Чернышеву: «Туркам с французами заблагорассудилось разбудить кота, который спал; я сей кот, который им обещает дать себя знать, дабы память не скоро исчезла».

Ну а в своем тесном кругу императрица пригрозила «поджечь империю османов с четырех концов». Для реализации этого плана Екатерина приняла смелое решение послать эскадру за 8 тысяч верст в Восточное Средиземноморье, куда еще никогда не заплывали русские суда.

Командованию русской эскадры Екатерина дала подробные наставления, где в числе прочего говорилось об отношениях с европейскими державами: «Об Англии справедливо можем мы сказать, что она нам прямо доброжелательна, и одна из дружественных наших держав, потому что политические наши виды и интересы весьма тесно между собой связаны и одним путем к одинаковой цели идут. Кроме того, имеем мы с великобританской короной трактат дружбы и коммерции, которым взаимная наша навигация в землях и владениях обеих сторон поставлена в совершенной свободе. Довольно, кажется, было бы сих двух оснований к удостоверению нашему, что порты его британского величества будут отверсты эскадре нашей; но и затем еще, начиная экспедиции наши в Средиземное море, изъяснились мы откровенно чрез посла нашего с королем великобританским и получили уверение, что дружественные, и как таковые снабжаемы всякой, по востребованию обстоятельств, нужной помощью»[40].

Отношение же к Франции совсем иное: «…а гавани их, кроме самой крайней нужды, обегать надобно, разве когда к спасению другого пути оставаться не будет»[41].

Англичане любили воевать чужими руками, и с большим удовольствием стравливали Россию с Людовиком XV. Кроме того, на внешнюю политику Лондона сильно влияла зависимость Англии от русской торговли. В 60—80-х годах XVIII века в русские порты ежегодно прибывало от 600 до 700 английских торговых судов.

В итоге в ходе Первой турецкой войны 1768–1774 гг. Англия была достаточно надежным союзником России. Английские послы в Париже и Мадриде официально заявили, что «отказ в разрешении русским войти в Средиземное море будет рассматриваться как враждебный акт, направленный против Англии».

Во время прохождения русских эскадр в 1769–1774 гг. мимо берегов Франции и Испании поблизости сосредотачивались значительные силы британского флота. Англия предоставила свои порты для базирования и ремонта русских кораблей. Причем не только в метрополии, но и в порту Мак-Магон на острове Менорка, отошедшем к Англии по Парижскому миру, заключенному 10 февраля 1763 г.

В ходе обеих Русско-турецких войн (1768–1774 гг. и 1787–1791 гг.) Англия охотно продавала России оружие и военные корабли. В русской армии и флоте служили десятки, если не сотни английских офицеров. Среди них получили известность адмиралы: Нольс, Самуил Грейг, Ельфистон, Тревенен, Тет, Кроун и другие. А, к примеру, для войны в Архипелаге Россия купила в Англии два бомбардирских судна – «Молнию» и «Страшный».

Для войны с Турцией русскому флоту требовались тысячи мощных корабельных орудий. Между тем отечественные чугунолитейные заводы поставляли орудия весьма низкого качества. На службу принималось от 12 до 50 процентов (из разных партий) чугунных пушек, а остальные шли в брак. Увы, и принятые казенной (военной) приемкой пушки оставляли желать лучшего. Так, в Эландском сражении со шведами в июле 1788 г. наши корабли больше всего пострадали от действия… собственных пушек.