и почему-то в Караганду, а я никуда не уеду. Был бы помоложе, съездил бы просто посмотреть, сравнить – ведь в свое время я весь Союз объездил. Но, видать, уж не суждено. Надо здесь доживать… Как сказано в одной из моих песен на слова Петра Нефедова, “ничуть не жалею, не сетую, что второю он родиной стал…” Я эту песню всегда пою совершенно искренне, от всей души. У меня и концерт назывался, как и эта песня, – “Я люблю эту землю”. Это, если хотите, значительная составная часть моего творческого кредо. Вот так-то!»

♦ Николай Вертелецкий[25]:

– Он у меня в машине пел – поверите? Сел, спрашивает, давно ли я в Магадане. Ну, я ответил. «О-о, – говорит, – это уже хороший срок. И я давно». Тут только я узнал его и дал понять, что знаю. Он улыбнулся: «Я раньше знаете как пел! Но не здесь, не здесь…» С таким-то голосом, говорю, что ж не петь!…И тут он запел! Вот здесь, где вы сидите, мы кинотеатр «Горняк» как раз проезжали. О-о!.. Голос чистый, мощный, я думал, машину разорвет.

♦ Анатолий Бабушкин[26]:

Вадим Алексеевич пел, и я старался всюду его записывать. Но меня заставили все записи размагнитить… Был туту нас один дурак… Такие редкие записи уничтожили!… А часть выкрали. Елки-палки, ну? Слов нет. Теперь не вернешь. Знаете, сколько старик дал Магадану, краю! Он столько хороших песен написал о Магадане. Но главное – это запас культуры, это бескорыстие в работе! Ведь знаменитости к нам как относятся – провинция: три ставки заплатите, приеду. И обязательно чтобы за репетиции платили. Приехал к нам недавно знаменитый бас, тоже романсы исполняет, собой любуется. Музыкальный редактор – молоденькая, только-только училище окончила – приходит ко мне: «Может, вы примете запись?» Я говорю: «Нет, сами, без меня». Я что – технарь. Но, правда, опыт, десятки лет здесь до нее все записи принимал. Вышел я перекурить, и тут в коридоре – наши знатные гости. Аккомпаниатор спрашивает у баса: «Как думаешь, долго тут провозимся?» – «Да не-ет, – отвечает, – тяп-ляп, и все. Ты же видел, какой музыкальный редактор». Ах ты, елки-палки, думаю. Так обидно стало. Вошел в аппаратную, говорю: «Я сам принимать буду». И я их три часа гонял.

Певец и кошечка, или Три дня в Магадане

♦ Анисим Гиммерверт:

Уходя, каждая эпоха оставляет нам на память имена выдающихся своих личностей, но эпоха, идущая следом, нередко старается убрать этот «подарок» из нашей памяти. На какое-то время это ей удается, но затем новая эпоха, пришедшая ей на смену, все возвращает на свои места. Так были возвращены нам пришедшие из тридцатых имя и голос выдающегося ленинградского певца. Вместе с песнями, которым позднее мы присвоили звание «ретро». Я бы сказал, в песенном плане звание генеральское, может быть даже маршальское, уж очень красивы эти песни и очень-то знамениты, как и сам певец. А выходил он на сцену в пиджаке, к лацкану которого была приколота бриллиантовая звездочка, врученная ему вместе со званием «Гроссмейстер песни». Учредил его тогда же очень богатый человек то ли из Франции, то ли из Швейцарии. Точно – даже в Интернете не найдете (эта история с появлением звездочки – одна из версий, которых много гуляло по его биографии, слишком щедр он был на фантазии).

Сам же певец – ярчайшая звезда уходящего времени – неоднозначных для СССР тридцатых. Вадим Алексеевич Козин.

Потом он исчез, и в этом ничего удивительного не было. Исчезали тысячи. Тогда уже строился город на берегу студеного моря, его назвали Магадан. И был он для тех, кто, не уйдя из жизни, покинул ее, чудом оставаясь жить дальше.

Вадим Козин с любимой кошкой. Магадан, 1980-е

Козина обнаружили в этом городе благодаря его песням. В Магадане он пел все то, что пел в Ленинграде, Москве, Свердловске. Уже не сверкала на его пиджаке бриллиантовая звездочка, да и пиджак износился, вместо душки-тенора на сцену выходил растолстевший и облысевший человек, уже не душка и уже не тенор – голос потускнел, и все же по-прежнему гремела овация после каждой песни – и не потому, что к нему привыкли магаданские фанаты и обожали певца, как и ранее в Питере. И зал был один и тот же – Музыкально-драматический театр, – а главное, что не менялось и потрясало – его поразительное мастерство, которого не было ни у одного эстрадного певца во всем Советском Союзе ни до Козина, ни после. И никаких тебе новаций.

И все же одна новинка появилась. На пианино на каждом концерте Козин ставил фотографию изящной кошечки в рамке. Нет, не думайте, не женщины, к ним Козин был равнодушен, – обыкновенной серой кошечки с хвостом и ушками на макушке. Концерт кошечка слушала молча, не мяукая. Но бывало и так, что этот портретик Вадим Алексеевич забывал захватить с собой на концерт, и тогда кто-то из его друзей, которые в большом количестве находились в зале, спешно ехал к нему домой, в Школьный переулок, и фотография появлялась на сцене. И только тогда начинался концерт. Ну, что поделаешь – талисман есть талисман, кому же еще охранять Козина от напастей во время его работы, как не самой кошечке. И если бы было позволительно, по залу бегали бы две-три кошки, задрав хвосты, – любимицы Вадима Алексеевича.

Так вот, с кошечки я и начал свой рассказ о моей поездке в Магадан, где я пробыл всего три дня. Однако они были незабываемы. И опять-таки благодаря кошечке. Так что без нее в этой истории, случившейся в Магадане, я в этом рассказе обойтись не могу…

Итак, год 1989-й, первые числа декабря…

Еще несколько минут назад я спокойно сидел за своим рабочим столом в комнате музыкальной редакции телевидения «Останкино» и думал о будущих передачах моего цикла «ретропесни, ретроисполнители». Как вдруг распахнулась дверь и в комнату влетела – нет, не фея, а девушка незнакомая, но по-телевизионному весьма напористая. Увидев на моем столе телефон, эта почти фея бросилась к нему и, уже подняв трубку и сверля меня синими глазами, спросила: может ли она поговорить по телефону. Отказывать я не собирался – жалко, что ли, – но девушка вдруг добавила: «По межгороду».

А это посторонним было запрещено, и я обязан был ей отказать. И все же, не знаю