– Нани Тамар, вообще-то Сето – осел! – захихикал Витька.

– А то я не знаю, что осел, – встала руки в боки Тамар, – только по сравнению с некоторыми людьми – не будем пальцем показывать, и даже кивком в сторону их дома мы не унизимся, – тут она кивнула в сторону дома соседки Вардик, – Сето – самый настоящий человек. В отличие от некоторых. Да, Сето-джан?

– Пхр, – дернулся Сето, – пхфр!

– Захрмар![12]– не осталась в долгу Тамар. – Что за осел бестолковый, ты к нему всей душой, а он фырчит в ответ! Шкура ты барабанная, вот ты кто такой, ясно, Сето?

Сето еще раз обиженно фыркнул и затрусил вниз по дороге.

– А-а-а, – заверещала Девочка, – остановите его, я не умею тормозить!

– Стой, – закричал Витька и крепко дернул поводья направо – к себе.

Сето был очень мирным и спокойным ослом. Но сегодня его раздражало все – и жаркий день, и неумелая наездница, и громкий Витька, и недовольный голос Тамар. Поэтому, когда мальчик резко потянул к себе поводья, рассерженный Сето дернул шеей и с несвойственной его возрасту прытью метнулся к краю обрыва. Витька побежал за ним, но споткнулся, потерял равновесие и выпустил поводья.

Как назло, ущелье было совсем рядом. В сторону реки вела каменистая тропинка – узкая, пологая, угрожающе нависающая над обрывом. Осел выскочил на эту тропинку и ретиво поскакал вниз.

Уста Саро, будучи стихийным сибаритом, превратил свой послеобеденный отдых в приятный душе и сердцу ритуал. Каждый день, если позволяла погода, он проводил на балконе какое-то количество безмятежно-созерцательного и счастливого времени – выпивал чашечку правильно заваренного, в густой пенке, кофе и выкуривал трубку крепкого, терпкого на вкус табака.

Сегодняшний день, безусловно, исключением не стал. После неторопливой, достойной трапезы – шпинатный суп на курином бульоне, мягкий козий сыр, заправленная топленым домашним маслом отварная картошка, свежего посола, отдающая легким анисовым вкусом капуста и неизменная стопочка тутовой самогонки – уста Саро занял свой наблюдательный пост под тенью обвивающего деревянные подпоры балкона винограда.

Пока кофе медленно остывал, исходя горячим паром, он обстоятельно раскурил трубку, с нескрываемым удовольствием затянулся, подержал во рту горький, щиплющий нёбо и язык табачный дым, откинулся на спинку дряхлого, скрипучего кресла и удовлетворенно выдохнул:

– Пусть слава твоя будет вечной, Господь-джан!

– Стооооой! – Донесшийся откуда-то из ущелья крик бесцеремонно вторгся в философскую беседу уста Саро с Богом. – Сетооооо, безрогая ты скотина! Кому сказано стоять!

Часовщик заспешил к балконному краю, высунулся угрожающе далеко, по пояс, чтобы разглядеть, что происходит внизу.

В ущелье творилось неладное: петляя неожиданно резвым галопом, по самому краю обрыва летел Сето. На бегу он выписывал непонятные пируэты – высоко вскидывал задние ноги и водил крупом то в одну, то в другую сторону. Верхом на осле, крепко обвивая руками его короткую шею и широко ра-зинув в испуганном крике рот, моталась Девочка. Следом мчался Витька. За Витькой, подцепив за край длинные юбки и неустанно сыпля проклятиями, ковыляла Тамар.

– Пусть моя земля будет на твоей голове, Сето! – задыхалась она. – Вот увидишь, что я с тобой сделаю, негодник!

– А-а-а-а! – орала Девочка.

– Ты, главное, держись, деточка, – причитала Тамар, – я ему, паразиту, последние рога откручу! Вот только догоню – и откручу. Не швыряйся в него камнями! – напустилась она на Витьку. – Он еще быстрее побежит!

– А как мне его остановить? – притормозил мальчик.

– Догони и схвати за поводья! Только осторожно, он, когда не в духе, может больно лягнуть!

Сето тем временем ловко обогнул один вираж узкой горной тропинки и полетел по второму, отвесному. Часовщик испугался: один неверный шаг – и они сорвутся в пропасть. Времени было в обрез, поэтому он набрал полные легкие воздуха и заорал что есть мочи, пытаясь перекричать всех:

– Виктор, мальчик! Она давит Сето на шею, вот он и виляет крупом, пытается скинуть ее. Пусть ослабит хватку.

– Чего?

– На шею она ему давит! Сето задыхается, вот и виляет жопой! – От вальяжности часовщика не осталось и следа.

– Ага! – Витька прибавил скорость, выкрикивая на бегу: – Не дави на шею! Ты ему дышать не даешь! Слышишь? Не давиии на шею!

Девочка не разобрала слов Витьки и от страха еще крепче вжалась в шею осла. Испуганный Сето хрипел, взбрыкивал, то прибавлял ходу, то, наоборот, убавлял. Наконец на каком-то счастливом отрезке пути он резко затормозил, скинул свою горе-наездницу в кусты крапивы, а сам, наконец-то освобожденный, полетел вниз, к речке. Витька побежал следом, Тамар же кинулась вызволять из крапивного плена правнучку.

– Вуй, – громко запричитала она, – деточка моя, дай ощупаю тебя. Не убилась?

– Не убилась, – доложилась неожиданно звонким и довольным голосом Девочка. – Вот только крапива меня покусала.

– Это хорошо. – Тамар сдернула с головы косынку, протерла руки-ноги Девочки. – Крапива полезная, от ее укуса вреда не будет. Фух, – она согнулась пополам, схватилась за левый бок, – колет-то как. И сердце в горле клокочет.

– А где авоська с едой?

– Там, наверху.

– Сейчас принесу. – И Девочка, словно ни в чем не бывало, убежала вверх.

Тамар проводила ее долгим взглядом, поохала, уселась в траву, встряхнула косынку, накинула на плечи. Вспомнила о часовщике, обернулась. Уста Саро стоял, облокотившись о балконные перила локтями, и смотрел вниз, в ущелье.

– Ну как, – крикнула Тамар, – догнал мальчик скотину?

– Догнал. Стоят внизу, вас ждут.

– Вот ведь осел! Одно слово – осел! Уведу в лес, привяжу к дереву и оставлю. Пусть волки его сожрут.

– Не уведешь. – Уста Саро выпрямился, смущенно крякнул. – Я тебе чего хотел сказать, Тамар. Ты, если в следующий раз соберешься такой марафон бежать, надевай брюки. А то свистела ногами, как молодая девица.

– Тебе больше некуда было смотреть? – рассердилась Тамар.

– А я и не смотрел. Я просто заметил.

– Сарибек!

– Я уже семьдесят пять лет Сарибек. А толку?

– Какой толк от бестолкового?

– Уй, завела шарманку. Обиделась?

– Да ты меня еще обиженной не видел! Так что не нарывайся!

Тамар быстро обвязала голову косынкой, затолкала под причудливый узел седые косы, встала, отряхнула юбки. Демонстративно отвернулась. Платок – старинный, легкий, с длинной шелковой бахромой – струился двумя крыльями по ее спине. Часовщик хотел что-то еще добавить, перевести все в шутку, но не решился – по воинственной позе Тамар было ясно, что разговаривать с ним она не намерена.