— Меня кто-то толкнул, — вдруг вспомнила я.

— Что? — Ильмир обернулся.

Он то садился на жесткую каменную скамейку, то принимался бродить туда-сюда по камере. Видимо, тоже нервничал. Не думаю, что шеф попадал когда-нибудь в подобную ситуацию!

— Я стояла рядом с выходом, а когда началась суматоха, меня кто-то толкнул. Я подумала, это гарем бегает, а это наверняка была Лавиния с рубином! Она воспользовалась сработавшим заклинанием, быстро подменила рубин и сбежала, отпихнув меня!

— Слишком сложно, — покачал головой Ильмир. — Это ж сколько совпадений. Во-первых, нашим экскурсоводом должна была быть другая женщина. Во-вторых, Лавиния никак не могла знать, что ее клиентами окажется курятник с неуемными руками. В-третьих, надо было или незаметно притащить подменный рубин, или спрятать его в хранилище заранее. Да это план «на авось»! А артефакты, которые позволяют уменьшать объем вещей (а без него так просто поддельный рубин в хранилище не пронесешь, он же большой), стоят как половина сокровищ Банка драконов.

— Ну, допустим, с заменой экскурсовода и курятником она действовала спонтанно, а стащить рубин планировала давно. Просто воспользовалась ситуацией. Или…

— Или? — Ильмир заинтересованно подался вперед.

Меня осенила внезапная, но крайне бредовая догадка.

— Или у нее договоренность с кем-то из гарема.

Мы синхронно обернулись и взглянули на противоположную камеру, где дарийские жены устроили спор за места на скамейке.

— Думаешь, притворяются идиотками? — подозрительно поинтересовался Ильмир. — Если так, то им можно давать премию за актерский талант.

— Черная точно притворяется, остальные не знаю. — Я пожала плечами и снова изучила взглядом разноцветных птичек.

— Тогда они наверняка знали программу и то, что пойдут в Банк драконов.

— А еще им было легко устроить переполох.

— А разбитая подделка?

— Не все же они в сговоре. Есть среди них и настоящие канарейки.

— И как узнать, кто предательница? Ты не запомнила, кто включил охранные заклятья?

Напрягла память, но не смогла вспомнить цвет потянувшейся к рубину руки.

— Не имею ни малейшего представления, — вздохнула я.

Мы уселись на скамейку и задумались. Каждый о своем. Ильмир наверняка думал о потерянном контракте и ущербе репутации. Я проигрывала в голове все случившееся в хранилище и раз за разом мыслями возвращалась к девице в черном одеянии. До чего интересный персонаж!

Когда гарем щебетал, орал или вздыхал, она была частью этого коллектива. Вместе со всеми прыгала в канал, вместе со всеми миловалась с шейхом на прощание. Лишь сегодня маска «прелесть какой дурочки» слетела с этой загадочной личности. И что мы имеем?

А имеем мы полнейшую неопределенность. А вдруг они все играют роли? А в реальности мы имеем дело с умнейшими и коварнейшими женщинами?

Тьфу, ерунда какая-то. Похищение рубина, притворство. Это и правда происходит со мной? Серой офисной мышкой — Хелми Леруа? Верилось с трудом!

А если шейх в доле? Приехал якобы на МММ, а сам задумал стащить рубин! Нет, не сходится, Ильмир говорил, у шейха денег больше, чем у всего Рижбурга. Зачем ему рубин, пусть и гигантский? Судя по количеству жен, явно не компенсировать недостаток мужской силы. Но вдруг он разорен? Или просто коллекционирует дорогие вещи?

Или вообще клептоман? Очень хорошее оправдание. Не требующее логики, а поэтому уместное.

На этой оптимистичной ноте мой поток сознания прервал Сантери:

— Кстати, Леруа. Возьми. Будут вопросы, если на тебе не увидят кольца.

Он протянул симпатичное золотое колечко с круглым камушком янтаря в центре. Янтарь, насколько мне было известно от не в меру любопытной Ракель, был фамильным камнем рода Сантери. И впрямь, невеста без помолвочного кольца должна вызывать вопросы, но, надевая украшение, я чувствовала себя странно, словно кого-то обманываю. Хотя… почему словно? Я обманывала всех окружающих. Выдавала себя не за ту, кем являюсь на самом деле.

— Мне жаль, что ваш контракт под угрозой.

— Да что уж теперь.

— Но «ВелТур» ведь не обанкротится?

— «ВелТур» и до этого момента мог обанкротиться десять раз. Это мое детище, оно приносит крохотную часть всего дохода. Но я создавал его, еще когда был студентом, поэтому он дорог мне как память. Что касается заказа… это больше политическая игра, чем финансовая.

— В смысле? — не поняла я.

Ильмир подарил мне тяжелый взгляд и вздохнул.

— Я планирую баллотироваться на пост мэра Рижбурга. Поддержка людей, связанных с организацией МММ, мне бы не помешала.

— А-а-а, — протянула я, не зная, что еще можно сказать. А мой босс, оказывается, еще сложнее, чем показался с самого начал. Не просто видный бизнес-делец, но и имеет прицел на пост мэра города.

Ну а что скажешь человеку, у которого рушились мечты о политической карьере? «Упс» он вряд ли поймет.

Сколько мы так просидели, не знаю, но даже гарем затих и кое-как расположился в камере. Я дремала в уголочке, Ильмир тоже, кажется, уснул. Именно в таком состоянии человека очень легко напугать резким звуком или громким голосом.

Собственно, вопль матери шефа одновременно был и тем, и другим.

— Ильмир!

Он открыл глаза и… видят боги, я отчетливо прочитала на его лице нечто нецензурное.

По коридору, в сопровождении стражника и Кевина, неслась госпожа Сантери. К счастью, на этот раз без молодого любовника. При виде меня она словно споткнулась, а Кевин в ответ на возмущенный взгляд шефа развел руками.

— Что? Только у нее нашлись двести двадцать тысяч!

— Мой сын — в тюремной камере! Ильмир, ты даже представить себе не можешь мой шок!

— Не могу, мама.

Сначала стража благоразумно выпустила нас, а потом гарем. О чем с мамой общался шеф, я не слышала, потому что меня сразу же обступили гомонящие жены:

— Хелми, что нам делать?

— Мы есть хотим!

— Наимудрейший убьет нас!

— Я испачкала платье!

И совсем неожиданное:

— А мы будем ловить воровку, да?

— Эм-мы-ы-ы, — неоднозначно протянула я, чувствуя, что от слова «есть» перед глазами помутнело. А про ловлю воровки я вообще не могла сказать ничего определенного… точнее, идея ловить воровку в компании перманентно верезжащего гарема у меня вызывала панический ужас. С канарейками шейха даже на экскурсию сходить спокойно было невозможно.

Желудок свело от голода, гомон двадцати голосов и визгливые вопли матери Ильмира слились воедино и доносились словно откуда-то издалека.