– Заодно? – спросил я.

– Мой дорогой друг, боюсь, что вопрос об их единодушии может оказаться той костяшкой домино, из-за которой посыплются все остальные. Они точно все в деле, но заодно ли они? Я уверен, что Релинский многое знает, но не все. Я считаю, что он может быть самым важным звеном в нашей цепи. И этот вывод – определенно не самый приятный. Более того, как я подозреваю, Релинский знает, что здесь затевается нечто интересное. Он будет выполнять полученные приказы, если таковые поступят, чтобы посмотреть, можно ли извлечь пользу из этой аферы.

– Холмс, я все равно не понимаю. Я не понимаю, как король замешан в эту «аферу», как вы ее называете, – что бы это ни было.

Холмс замер на месте и улыбнулся:

– Вот оно, Уотсон! Ну конечно, вот оно! Король вообще в этом не замешан! Я сглупил, позволив своим мыслям зайти в тупик. О, сколько времени я потратил, пытаясь расшифровать непосредственную роль короля, а теперь получен простой ответ: нет никакой непосредственной роли. Теперь я абсолютно уверен, что король ничего не знает о том, что тут перед нами разворачивается. Конечно, он и не может знать, потому что ему не положено, но он в любом случае не в курсе! А здесь это важно.

– Холмс, пожалуйста, объясните.

– Все очень просто, старина. Георг, будучи королем, и не должен знать ни о какой тайной деятельности правительства, которая может поставить под угрозу трон или привести монарха в смущение. Предполагается, что он выше этого. Поэтому, поскольку ему не следует знать о скрытых махинациях, по конституционному праву и по традиции считается, что он и не в курсе. Хотя на самом деле он может быть в курсе. Это игра, в которую правительства играют и в которую искренне верят, обращаясь к общественности. Но в нашем случае король на самом деле не осведомлен о событиях – как официально, так и неофициально.

– Холмс, вы снова изъясняетесь слишком туманно, – пожаловался я.

Мы оба улыбнулись. По крайней мере, я получил заверения в том, что король не участвует ни в каком заговоре, который готовится вокруг нашего дела.

Холмс тоже выглядел довольным. Он достал старую черную трубку, набил ее табаком, зажег, а затем продолжил прогулку по саду.

По словам Рейли, мы могли свободно пройтись по Петрограду, и у нас для этого имелось несколько часов. Нам предоставили небольшую группу охраны, чтобы не возникло никаких проблем. Рейли напомнил – хотя необходимости не было – о том, что, пока в Петрограде не наблюдается большого наплыва туристов из Великобритании, и без должной защиты нас могут принять за тех, кем мы на самом деле не являемся. Конечно, следовало бы перефразировать это предложение с точностью до наоборот: нас как раз могли принять не за Шерлока Холмса и доктора Джона Уотсона, а за тех, кем мы теперь на самом деле являлись, – за британских агентов.

Далее Рейли сообщил нам, что после прогулки по городу нам предстоит встреча с еще одним человеком. Вероятно, он уже будет нас ждать, когда мы вернемся.

Мы выбрали Стравицкого начальником группы охраны, и на протяжении следующих нескольких часов мне и Холмсу демонстрировали все еще живую историю царей, а также следы испытаний, свидетельствующие о большевистской революции и рождении нового мирового порядка.

Нашей первой остановкой стал Зимний дворец, официальная резиденция Романовых в столице, построенная Петром Великим. В сравнении с этим невероятным зданием Букингемский дворец, как мы с Холмсом вынуждены были признать, казался всего лишь уютным домиком аристократии. Однако нам это нравилось, так как мы, будучи англичанами, считали подобную кичливую роскошь совершенно неприемлемой для народа и для монархов. Такое изобилие подходило вкусам и потребностям праздных восточных монархов, облаченных в шелка, а не сильной и решительной династии Виндзоров.

Казалось, что все вокруг покрыто золотом, включая внешнюю часть этого памятника мегаломании: потолки, двери, стены, сам воздух. Где не было золота, его сменяли самые ценные экземпляры мрамора, оникса, драгоценных камней и дерева с инкрустацией. Повсюду изобиловали предметы искусства, даже потолки были украшены росписью. В Зимнем дворце размещалась крупнейшая в мире коллекция работ Рембрандта – благодаря Петру I, современнику этого несравненного голландского гения, с творчеством которого Петр познакомился во время изучения кораблестроительного дела в Голландии.

В дальнейшем Рейли сказал нам, что золото со всех поверхностей снимут и пустят на благо народа и все ценное будет продано и обменено, чтобы продолжать дело революции. Тем не менее его слова звучали как-то механически. В них не было искры или убедительности, они произносились безразлично, как реплики школьного учителя, который в тысячный раз проводит один и тот же урок. Определенно, пламенный красный революционер говорил бы по-другому.

Экскурсия продолжалась по бессчетному количеству апартаментов, пока мы не оказались в сердце дворца, Тронном зале. Здесь на самом деле стоял трон императора – или бога.

Рост Петра составлял почти семь футов, поэтому и трон, и зал не уступали размерами римскому или греческому храму. Я легко мог представить, что первым желанием любого подданного было пасть здесь ниц, чтобы выразить покорность царю. Это место легко принижало каждого человека и заставляло его следовать за Петром, которому не приходилось компенсировать рост волей и интеллектом, как некоторым другим императорам[11].

Нам доводилось видеть изображения Николая II. Судя по ним, это был человек немного ниже среднего роста. Он примерно равнялся по росту нашему монарху; когда оба были моложе, то выглядели почти как близнецы. Судя по истории правления, Николай явно не отличался прозорливостью суждений или даже простым здравым смыслом.

Неоспоримый факт состоял в том, что Николай II являлся самодержавным царем всей Руси, точно так же как Георг V являлся королем-императором страны, где сохранялась конституционная монархия. Но каков этот человек на самом деле? Какова его жена, царица? Соответствуют ли рассказы действительности? Точна ли информация в прессе? Справедливо ли его называли кровавым Николаем? Была ли царица одурачена – или что похуже – этим мерзавцем Распутиным? Как императорская чета на самом деле смотрелась в этом зале, больше напоминающем лондонский вокзал Виктория? Наполняли они его мистической помпезностью царского величия – или чувствовали себя униженными, поскольку внутри были лишены настоящего величия?

Мы знали, что должны оставить эти вопросы без ответа до личной встречи с царем и царицей. И многое, конечно, зависело от того, удастся ли нам прожить достаточно долго, чтобы эта встреча состоялась.

Мы медленно шли назад к нашему охраняемому автомобилю и размышляли об увиденном, а за нами внимательно наблюдал Стравицкий, словно пытаясь оценить наше впечатление. Не знаю, следил ли он за нами из интереса или по поручению своего начальника Рейли. Но увиденное произвело глубокое впечатление и на Холмса, и на меня. Ведь царь Николай и его семья были лишены всего этого неземного богатства и теперь, как бессчетные миллионы русских крестьян, могли только беспомощно ждать решения своей судьбы – или, в их случае, смерти.