– То есть ты хочешь, чтобы твой папа услышал тебя по радио.

– Ну… он не услышит, – говорю я после паузы, не в силах встретиться с ним взглядом.

– О. – Он, уставившись, смотрит в стол. – Блин. Мне очень жаль. Я не знал.

– Прошло уже десять лет, – говорю я, но это не значит, что я каждый день не думаю о нем – о том, как он иногда изображал электроприборы, которые чинил, чтобы рассмешить меня, когда я была ребенком. Даже повзрослев, я все еще находила это смешным. «Рискованная операция, – говорил он о древнем айфоне. – Он может и не пережить эту ночь».

Я благодарна за то, что нам приносят еду – шипящую и дымящую, восхитительную на вид. Доминик благодарит официантку по-корейски, и она склоняет голову, прежде чем уйти.

– Я попросил у нее еще одну салфетку, – говорит он, указывая на конфетти из остатков моей.

– Господи, как вкусно, – говорю я после первого кусочка.

– Попробуй вот это. – Доминик кладет немного риса мне на тарелку.

Несколько минут мы едим в уважительной тишине.

– Итак. «Экс-просвет», – говорю я, собирая смелость, чтобы обсудить то, зачем мы встретились. – Что тебя удерживает? Дело… во мне? Тебе неприятна мысль о том, что мы могли встречаться?

Его глаза расширяются, и он роняет ложку.

– Нет. Вовсе нет. Боже – меня не оскорбляет мысль о том, что мы, типа, могли встречаться. Немного шокирует – да, но не оскорбляет. Ты… – Тут его глаза пробегают по моему лицу и спускаются вниз по телу. Его щеки краснеют. Осознание того, что он беззастенчиво меня оценивает, слегка возбуждает.

«Находка. Десять из десяти». Я жду комплимент от человека, который всегда вел себя со мной отвратительно.

Он прочищает горло.

– Классная, – наконец говорит он.

Извините, мне нужно отлучиться – пойду брошусь под машину в час пик в центре города. «Классная» – это Кевин Джонас[16] мира комплиментов. Это все равно что сказать: «Мой любимый цвет – бежевый».

– А ты? – спрашивает он. – Тебя не ужасает мысль о том, что в этой альтернативной вселенной мы встречались?

Я качаю головой.

– И ты ни с кем сейчас не встречаешься.

– Нет, свободен с момента переезда. Но ты, наверное, и так это знаешь после сеанса ночного сталкинга.

Я закрываю лицо руками.

– Ты поверишь мне, если я скажу, что уронила очки на ноут и они поставили тот самый лайк?

– Ни за что на свете.

– То есть проблема в том, что шоу – это не новости.

Он кивает.

– Я учился на журналиста…

– Что, правда? – спрашиваю я, и он закатывает глаза.

– …и именно этим мне всегда хотелось заниматься. Меня убивает мысль о том, что репортаж о мэре останется незавершенным, что я не смогу сделать продолжение. – Он доедает последний кусочек. – Не говоря уже о том, что я не могу себе представить, каким будет это шоу. Я не знаю, с чего начать. Как я уже сказал, большинство подкастов, которые я слушаю…

– …скучные? – подсказываю я. – Тебе повезло, ведь я тот еще знаток веселых подкастов. Сброшу тебе список. – Я уже составляю его в уме. Для начала дам ему послушать «Не очередной подкаст о «Звездных войнах»», «Культурный конфликт» и «Фэм»[17]. Вот уж где ведущие умеют друг друга подкалывать.

– Уже не терпится.

– И пускай эта передача не вписывается в знакомый формат общественного радио, – продолжаю я, – но нам необходима эта изюминка. Если мы все правильно сделаем, ты сможешь работать на радио кем угодно. Ведущие – вершина пищевой цепочки. Предложение Кента – это не мелочи. Это огромное одолжение.

– Тебе не кажется, что он немного… манипулирует нами?

Того же мнения придерживается Амина.

– Таков уж Кент. Знает, чего хочет. И он явно тебя обожает. – Надеюсь, он не заметит зависть в моем голосе. – Такого на общественном радио еще не было. Само собой, национальное отделение делало репортажи, а иногда и целые серии репортажей о дейтинге и отношениях, и локальные станции – тоже. Но им никогда не уделяли целую передачу. И разве это не волнующе – быть частью подобного проекта? – Он пожимает плечами, и я продолжаю: – Наверное, я так долго сидела за кулисами, что теперь хочу проверить, смогу ли добиться большего.

Мое признание тяжело опускается между нами.

– Я и понятия не имел, что ты этого хочешь, – тихо говорит он.

– Просто я не то чтобы твержу об этом на каждом углу. – Я начинаю крошить салфетку номер два. – Но если ты думаешь, что не справишься…

Он наклоняется вперед, опершись на стол, и его глаза загораются чувством, которое я не могу описать словами.

– О, я еще как справлюсь.

Я заставляю себя встретить его взгляд. Это нелегко, но я не хочу, чтобы он решил, что я струсила. Надеюсь, у меня на подбородке нет помады. Надеюсь, он не считает, что я слишком стара для него, хотя бы гипотетически. Надеюсь, он понимает, как сильно мне нужна эта передача.

А значит, как сильно мне нужен и он.

– Три месяца, – наконец говорит он.

– Шесть.

– Шай…

Я выставляю ладонь, пытаясь не замечать того, как сильно мне понравилось, как он произнес мое имя. Оно пророкотало у него в горле и пронзило меня электрической искрой с пят до некоторых мест, которым давно не уделяли внимания. Интересно, так ли он произносит имя своей партнерши в постели. Рокот. Мольба. Иисусе, я представляю себе Доминика в постели. Я не в своем уме. Если меня заводит лишь звук его голоса, у нас будут серьезные проблемы.

– Трех месяцев недостаточно, чтобы собрать преданную фан-базу, – говорю я. – А шести – достаточно, чтобы я получила необходимый опыт ведущей, а ты – достиг того уровня известности, когда сможешь позволить себе взяться за новый проект.

– А если нас вычислят?

– Я не стукачка. А ты?

По напрягшейся челюсти я понимаю, что он размышляет.

– Ладно, – говорит он, и хотя это слово пускает мое сердце в пляс, по-настоящему я хочу только одного: чтобы он снова произнес мое имя.

– Спасибо! – Я вскакиваю из-за стола, но только встав, понимаю, что не уверена, как должна поступить дальше. Неужели я и правда собиралась обнять его? – Спасибо, спасибо, спасибо. Ты не пожалеешь. Я обещаю. Передача будет, мать ее, офигенной.

Он смотрит на меня с неприкрытым весельем. Вместо того чтобы обнять его, я протягиваю руку.