меня за полу пиджака, стараясь снова усадить рядом. – Не разыгрывайте мне здесь испанские обиды! В конце концов, я и сам стал подумывать о Мариане и надеялся, что вы займетесь Соней. Помилуйте, чего тут обидного? Будто вы сами не начали к ней подкатываться! Соня – прекрасная девушка. Должен признать, таких обычно не бросают, хотя – как правило, ни одна из брошенных моим хозяином женщин такого обхождения не заслуживала. Среди женского племени они были лучшими из лучших. В былые времена любовь Дон Хуана выжигала на их судьбах трагическую печать, теперь нравы не те, да и хозяин мой стал менее торопливым, он куда тщательнее разрабатывает план атаки. Но, одерживая победу – по-своему, разумеется! – он одновременно учит их быть счастливыми и в других руках. Вот в чем, друг мой, смысл его колоссальной творческой силы! Думаете, Соне суждено было бы стать счастливой, не узнай она его? Соня так и осталась бы интеллектуалкой, сухой, как виноградная лоза, – ведь, дожив до двадцати пяти лет, она даже из любопытства не завела интрижки. А теперь? Она словно едва распустившийся цветок, который открывается каплям утренней росы. Представьте, как прекрасен будет ее первый поцелуй. Если вы отказываетесь от нее из-за национальных предрассудков, значит, я в вас ошибся и вы – набитый дурак.

Вот уже несколько минут я видел перед собой Луиса Мехиа из Соррильи[7], говорившего: «Невозможно, чтобы вы ее оставили…» Кажется, я продекламировал строчку вслух.

– Ну, это же разные вещи, – сказал Лепорелло и подкрепил свои слова гримасой отчаяния. – Вы, испанцы, просто невыносимы. Послушайте, друг мой, когда дела принимают такой оборот, их либо доводят до последнего, трагического предела – как поступил мой хозяин, – либо отходят в сторону.

– А при чем тут ваш хозяин?

– Вы коснулись темы, где вопросы теряют смысл и звучат нелепо. Если вы чувствуете себя доном Луисом Мехиа, то имеете дело с Дон Хуаном; если остаетесь самим собой и пытаетесь разобраться в ситуации, в которую по своей же воле впутались, то кто, если не мой хозяин, все это завертел?

Он мягко похлопал меня по спине. Я смущенно понурил голову.

– Ладно. Не переживайте. Вы просто дурно сформулировали вопрос, пытаясь, по сути, подобраться совсем к другой проблеме. К какой же?

– У меня только один вопрос: кто ваш хозяин?

– Дон Хуан Тенорио.

– Чушь!

– Но если он не Дон Хуан, то кто же тогда?

– Обычный донжуан.

– Ох, не верю, не верю я подражателям, и вы не верьте.

– Бывают люди одного типа, и они отнюдь не подражают друг другу, они причастны общей идее.

– Но Дон Хуан – не человеческий тип, это конкретная личность, уникальный характер, совершенно неподражаемый. Те, кого называют донжуанами, – вульгарная подделка, они гоняются за юбками, им важно только количество побед. Ведь вы сами убедились, друг мой: чтобы быть тем, кто он есть, и реализовать себя в высшей степени, моему хозяину не нужно прибегать к некоторым крайностям.

– Он просто не может.

– Ему просто не нужно.

– Смешно: Дон Хуан использует обходные пути – пускай очень оригинальные и сложные, – чтобы подвести своих возлюбленных к тому, что Соня называет… своим первым настоящим сексуальным опытом.

– А вам не приходит в голову, что он таким образом оберегает их от физиологической катастрофы? Мой хозяин печется о своих жертвах.

– Я все равно считаю его импотентом.

– Вывод грубый, примитивный и вас недостойный. Ведь раньше вы верили, что для Дон Хуана соблазнение женщины никогда не было самоцелью, всегда только средством, – как вы можете теперь?..

– Для Дон Хуана, но не для вашего хозяина.

– Так ведь мой хозяин – Дон Хуан.

– А вы тогда кто?

– Я? – Он снова зашелся смехом, но на сей раз смеялся совсем как злодей из мелодрамы. – Как-то раз я намекнул вам: ну а вдруг я бес?

Он встал и глянул на меня – так важно и торжественно, как только мог глянуть Лепорелло. Потом церемонно снял шляпу и отвесил поклон:

– Теперь готов утверждать: я – бес.

Я тоже встал и поклонился не менее церемонно:

– Очень приятно. А почему бы вам не заняться бесовщиной? Ведь вам, скажем, ничего не стоит дунуть и перенести меня на вершину вон той башни.

– Я бы это сделал, если бы мог. Неужели непонятно?

– Ну тогда какой же вы бес? Ведь бес, как вам, знатоку теологии, хорошо известно, имеет власть над телами.

– Послушайте, некоторыми привилегиями мне пришлось поступиться. Я отказался от них в обмен на право любить. Но будь у вас нюх на чудеса, вас бы давно поразила моя поистине дьявольская осведомленность: скажем, о ваших мыслях или о мыслях других людей. Вы, например, не задались вопросом, откуда мне в подробностях известно все, что произошло вчера между Соней и моим хозяином или между Соней и вами?

– Если может существовать рациональное объяснение, зачем искать его в сфере сверхъестественного?

Лепорелло, отдуваясь, рухнул на скамейку.

– Ну и упрямец! Но хоть в качестве рабочей гипотезы вы согласны считать меня бесом?

– Ради чего?

– Я расскажу вам одну историю… Я расскажу вам… – Он чуть помедлил. – Я расскажу вам, как и почему я свел знакомство с Дон Хуаном. Никто на свете не знает этой истории.

– Вы полагаете, мне это будет интересно?

– Если вы мечтаете дознаться, какой же на самом деле была жизнь Дон Хуана, мое повествование послужит вам чем-то вроде пролога. – Он снова похлопал меня по спине – как-то очень вкрадчиво. – Ну-ну, решайтесь. Спагетти, приправленные моим рассказом, – диво, а не обед! Никогда в жизни вам не попробовать итальянских макарон под таким соусом! К тому же вы узнаете, как жизнь Дон Хуана связана с небом и с преисподней.

– Наверно, как и все прочие жизни.

– Но у него все иначе.

Не дожидаясь моего ответа, он кинулся к дороге и остановил первое же такси, потом принялся делать мне знаки и, когда я подошел, чуть ли не силой, но достаточно вежливо заставил меня сесть в машину. Он назвал какую-то улицу и номер дома, и вскоре мы попали в кафе, где несколько рабочих-неаполитанцев ели свои макароны. Мы вошли в отдельный кабинет. Мой спутник заказал еду и вино.

– И прошу вас, сделайте сегодня исключение ради меня, – попросил он, – эта вода, которую вы пьете, – жуткая отрава.

Спагетти источали изумительный аромат. Лепорелло начал рассказывать свою историю, которую он назвал «Историей Черного Боба»…

Глава вторая

Рассказ Лепорелло

1. Отчего его прозвали Черным Бобом, что на деле-то не лучше Паршивой