же псионик заставил их не только сбиться в одну стаю, но и двигаться с предельной осторожностью.

Мутанты передвигались в ночи, как истинные машины для убийства. Все, кроме пучеглазки. Та хоть и не хоркала, как это свойственно ее сородичам, шла как будто на костылях. Зато нюхач и слепые псы чуть ли не стелились по земле, плавно переставляя конечности, одну за другой. Стрекот цикад и тихий шелест листвы маскировали шорох трущейся об их тела высокой травы.

Один из «слепышей» приглушенно зарычал, но, подчиняясь ментальному сигналу псионика, замолк и зашевелил мокрым носом, нюхая пахнущий дымом, медовыми травами и еще каким-то незнакомым, но вкусным запахом воздух.

Твари приблизились к дому. Нюхач и пучеглазка двинулись в разные стороны, обходя заброшенное жилище с флангов, а слепые псы, чуть присев на задние лапы, напряженно замерли напротив окон в ожидании новой команды.

Псионик помедлил, словно на глаз оценивая готовность «слепышей» молниеносно броситься в атаку, и пошел за неуклюже передвигающей ноги мутосвиньей. Под босой ступней хрустнула ветка. Он замер с отставленной назад левой ногой и поднятой параллельно земле правой рукой, как будто невидимый фотограф сделал стоп-кадр волшебным фотоаппаратом и все вокруг остановилось, выждал несколько мгновений и снова зашагал к дому.

Пучеглазка покорно плелась к крыльцу впереди мозголома, не разбирая дороги. Ее самый большой глаз сильно косил в сторону, средний давно поразила болезнь, и он превратился в мутное бельмо, а самый маленький, ближе всех расположенный к хлюпающему влажными пузырями треугольному носу, наполовину закрывал уродливый кожный нарост. Но даже будь мутосвинья абсолютно слепой, она бы продолжала идти, не боясь столкнуться с препятствием или угодить в болото, появись то или другое на пути. За нее все решал суггестор. Если нюхачу и слепым псам достаточно было телепатически переслать мыслеобраз предстоящей атаки и таким же способом обозначить их местонахождение перед схваткой, то пучеглазка требовала постоянного контроля. Вот он и отдавал ей беззвучные приказы, куда и когда повернуть.

Псионик ни за что бы не стал гнать ее к дому, будь у него в стаде больше тех же нюхачей или слепых псов. Но так как выбирать не приходилось, а сам он не горел желанием лезть под пули и не хотел рисковать зомби, пришлось тратить силы на управление глупой животиной.

В темноте мутант не разглядел лежащей в траве двери, а потому не отдал твари мысленный приказ сместиться левее. Под зазубренными с внутренней стороны и заостренными снизу трехгранными копытами затрещали подгнившие доски. Псионик спохватился. В крохотный, с кулачок ребенка, мозг мутосвиньи поступил новый сигнал, и она осторожно попятилась назад.

Кастет услышал хруст и вскинул голову. Какое-то время он прислушивался к долетающим с улицы звукам, поворачивая то одно, то другое ухо к разбитому окну. Ему показалось, он различил слабый треск и шорохи, еще сильнее напряг слух и даже приложил к уху согнутую ковшиком ладонь, но, кроме шелеста листвы, так ничего и не услышал.

Ветер шумит, решил он, встал с пола и наклонился за чурбачком.

Он только взял в руки полешко, как с улицы донеслось злобное рычание. Мгновением позже раздался звон бьющихся остатков стекла и в комнату, в туче сверкающих в свете костра осколков, запрыгнули слепые псы. Зарычали и залаяли, брызжа слюной.

Почти в одно время с ними в дом через боковое окно заскочил нюхач. Подошвы разношенных армейских ботинок тяжело стукнули об пол. Упираясь в облезлые доски скрюченными, как когти, грязными пальцами, мутант затряс обрывком гофрошланга от натянутой на макушку старой противогазной маски. Из гнилозубой пасти вырвался злобный рев.

Словно в ответ на его призыв, в комнату с визгом и хрюканьем ворвалась пучеглазка. Звонко стуча копытами по грязному полу, мутосвинья двинулась к Кастету. Тот поднял полешко над головой и был готов от души попотчевать тварей. Худя резко сел, когда мутанты ворвались в дом. Спросонок он позабыл, что приставил «калаш» к стене, и теперь лихорадочно шарил ладонями по полу в поисках оружия.

– Ну, кто первый?! – рявкнул Кастет и взмахами импровизированной дубинки трижды рассек воздух перед собой. Его с головой захватил боевой азарт; кровь кипела от адреналина.

Один из «слепышей» глухо зарычал. Густой желтый гной медленно сочился из пустых глазниц, оставляя на жесткой пегой шерсти влажные кривые дорожки. Пархатая шкура на вытянутой в длину морде собралась складками. Темные губы оголили желтые с коричневыми разводами клыки. Правой передней лапой пес процарапал глубокие борозды в полу и бросился на человека.

– Получи! – Кастет наотмашь ударил мутанта по голове. Раздался глухой звук, будто палкой стукнули по дереву. «Слепыш» пронзительно взвизгнул, гулко хлопнулся на пол и забился в предсмертных конвульсиях. Темная кровь толчками изливалась из пробитого черепа. Пес дергал головой, щедро орошая пол и ботинки своего убийцы уродливыми кляксами, большими бесформенными пятнами и крохотными пятнышками.

Кастет перешагнул через судорожно трепыхающегося пса, снова замахнулся полешком, но нюхач и второй «слепыш» одновременно прыгнули на него с разных сторон. Пес намертво впился в дубинку зубами, а нюхач, взмахнув в прыжке рукой, наискось распорол рукав сталкерского комбинезона и тут же поплатился за это. Кастет действовал на рефлексах. Ослабив хватку (поленце выскользнуло из мясистых пальцев и вместе с псом хлопнулось под ноги), схватил нюхача левой рукой за воротник надетой на голое тело рваной камуфляжной куртки, встряхнул, как шкодливого котенка, и, сжав правую руку в кулак, что есть силы врезал промеж круглых окуляров старого противогаза. Нюхач подавился рыком и как-то разом обмяк.

– И-э-эх! – Кастет резво провернулся на месте и швырнул урода в пучеглазку. Та бросилась на здоровяка одновременно с другими тварями, но поскольку находилась дальше всех в момент атаки, не успела причинить вреда. А ведь она могла распороть бедро одним ударом заостренного копыта.

Нюхач пушечным ядром пролетел по комнате, сбил пучеглазку с ног и, лежа на верещащей под ним мутосвинье, неуверенно затряс головой. Обрывок гофрированного шланга болтался из стороны в сторону хоботом шаловливого слоненка.

Все произошло настолько стремительно, что пес не успел встать на лапы. Кастет издал яростный вопль, согнул ногу в колене, подался вбок и тяжело опустил рифленую подошву берца на голову собаки. Череп мутанта хрустнул. Пес судорожно дернулся и затих.

Слева раздался полный боли и страха пронзительный визг. Кастет мельком глянул в ту сторону. Чудовищный удар в голову вывел нюхача из-под чужого влияния. Почуяв под собой добычу, мутант впился мелкими острыми зубами в бок пучеглазки, а похожие на когти хищника скрюченные пальцы до крови вонзил в ее покрытое редкой, слегка розоватой шерстью и корочками сухой грязи брюхо.

Мутосвинья била по воздуху копытами, извивалась под нюхачом, пытаясь сбросить его с себя, но все было