Не знаю как, но слабенький укус этой завораживающей гадюки оказался весьма ощутимым и совсем уж неожиданно ядовитым. Я буквально всей кожей и оголенными нервами ощущал, как микроскопические капли её сладкого яда разгонялись бешеным током крови по всем уголкам моего гудящего тела, включая мозги и прочие особо чувствительные зоны. И меня действительно продолжало шторить, как от мощного прихода после пробы совершенно нового и сносящего на раз крышу наркотика. Хотя, если так подумать, я же его толком-то не успел как следует продегустировать. Всего лишь слегка лизнул и ещё меньше понюхал. А завёлся так, будто в меня вкачали внутривенно целый галлон убойного энергетика. Мистер Хайд получил свою долгожданную дозу чудо-эликсира, антидот к которому не прилагался и не предусматривался.

Не помогало при этом вообще ни хрена и ни под каким другим давно проверенным соусом. Правда, я и не стремился во что бы то ни стало избавляться от этих ненормальных ощущений. Даже в какой-то момент начал ими наслаждаться, подключая ко всему прочему не менее бурное воображение.

– И кто же, чёрт возьми, ты у нас такая недорисованная? – лезть в базу данных с запароленными архивами нашего издательства так поздно не хотелось. Иначе меня потом понесёт в другие сетевые дали. Особенно на поиски дополнительной информации о выбранном мною объекте личного интереса, включая все её социальные странички с прочими оставленными ею электронными следами и возможными шалостями. А на это, боюсь, уйдёт реальная туевая хуча времени. Плюс, отвлечение внимания от накрывшего меня с головой состояния.

А мне не хотелось его терять. Скорее наоборот. Хотелось растягивать столь бесценное удовольствие, как можно дольше. Смаковать, погружаться пульсирующими рецепторами в вязкие топи упоительной эйфории, пропуская по нервам её острые вспышки возбуждающей вибрацией…

Может поэтому я и забил на всё остальное, наслаждаясь крайне редким для меня приходом и заодно любуясь индустриальным пейзажем ночной столицы через панорамное окно своей гостиной. А на деле… На деле пытаясь увидеть то, что было сокрыто от меня сейчас неопределённым расстоянием, а также железобетонными преградами из сотен неподвижных зданий и ярких жёлтых огоньков далеко не спящего града.

Ты ведь думаешь в эти самые секунды о том же, о чём и я, да, девочка? Ведь об этом сложно не думать. Оно слишком навязчиво, буквально живёт своей жизнью и преследует тебя по пятам, как бы ты ни пыталась от этого спрятаться. Потому что спрятаться от этого невозможно. Это равносильно тому, как сбежать из собственного тела и собственного Я. Из своих чувств, желаний и разгорающихся под кожей жидкой лавой неуёмных ощущений.

Дай угадаю. Ты ведь пошла сейчас в душ, да? Ты убедила себя, что просто обязана отмыться после всего, что тебе пришлось сегодня пережить в больнице. А не потому, что я тебе это сказал. Ты же в жизни никогда не сделаешь того, что прикажет тебе сделать мужчина с токсичной маскулинностью. Для тебя подобные типы табу. Они опасны, агрессивны и могут лишить тебя в один щелчок пальцев всей твоей свободы выбора и даже правильной для нынешнего общества женской сущности. От них надо бежать. Бежать, бежать и ещё раз бежать, не оглядываясь. Вот только забыть подобных экземпляров бывает крайне сложно. Особенно, когда чувствуешь фантомные отпечатки его ладоней и пальцев на своей коже и даже до сих пор слышишь вибрацию его звучного голоса в своей голове.

Улётные ощущения, да, девочка? И сколько не пытайся смыть их со своего тела горячей водой и пахучей пеной дешёвого геля, ни черта у тебя не выйдет. Всё равно будешь непроизвольно вздрагивать, когда как бы невзначай станешь задевать снова и снова свои воспалённые соски. Но в какой-то момент перестанешь на этом зацикливаться и задержишься на них подольше. Закроешь глаза, представишь, что я стою за твоей спиной и наблюдаю, как ты себя ласкаешь. Как поглаживаешь длинными тонкими пальчиками упругие, налитые томным вожделением полушария грудей, как щекочешь пики затвердевших сосков, думая о том, что с ними играет кончик моего языка, и несдержанно всхлипываешь от ненормального возбуждения, вспыхивающего раз за разом в твоей ноющей глубине… И, конечно же, думаешь о том, что при этом делаю я. Да, моя девочка?

И что же я, по-твоему, сейчас делаю?..

*femme fatale – с франц. роковая женщина

**Джоном Доу в США называют человека, который, по ряду причин, не хочет разглашать свое имя или в том случае, если оно неизвестно. Этот прием используется во время судебных разбирательств, в журналистских расследованиях и даже в сфере здравоохранения.

***

Да, я всё ещё смотрю в окно, но вижу совсем не то, что за ним находится. Моё сознание преодолевает сотни метров, а то и целые километры за считанные мгновения, чтобы достичь желаемой точки в пространстве и остановиться на визуальной составляющей нужного мне объекта. Это очень просто, когда твоё воображение прокачано по максимуму, а ты способен не только представлять, но и даже чувствовать, осязать и слышать происходящее на той стороне параллельного мира.

Несколько шагов назад – вглубь освещённой из окна комнаты, которая теперь выглядит полумифическим измерением мрачного готического портала с чёрными стенами, неподвижной мебелью и едва различимыми элементами футуристического декорирования. Днём здесь чётко преобладает серебристо-серая замша на диванах и креслах, темные несимметричные стеллажи с зеркальными полками и дополнительной подсветкой, а также самый главный здесь и особо исключительный аксессуар – большой дизайнерский ковёр по центру со светлыми меховыми вставками под седого соболя. Эдакий осовремененный атрибут для типичного представителя так называемых настоящих мужчин, придающий общей композиции внутреннего убранства едва уловимые нотки дикости и даже первобытности.

Сейчас всё это частично скрыто в тенях и сумерках. Но я без особых проблем ориентируюсь в пространстве, останавливаясь у торцовой стороны невысокого «журнального» столика с толстой матовой крышкой из цельного массива мореного дуба (больше похожего на жертвенный алтарь), чтобы поставить на его край недопитый бокал со скотчем. Только тогда неспешно выпрямляюсь и начинаю неторопливо расстёгивать пуговицы на сатиновой серой рубашке. При этом мой взгляд всё так же погружён в происходящее на той стороне нужного мне измерения.

Мне ничего не стоит увидеть небольшую комнатку в уютной «бабушкиной» квартирке, расположенной, как пить дать, в классическом таунхаусе старого фонда в довольно приличном районе. Именно там, среди старой и совсем немножко новой мебели, по вязанным половичкам ступает босыми ножками Серая Шапочка. Меньше минуты назад она вышла из ванной, естественно, уже без шапочки, закутанная в махровое банное полотенце – распаренная, румяная и по любому неслабо возбуждённая. Возможно, она даже успела разочек кончить под горячими струями душа, но… сделала это слишком по-быстрому из-за долгого воздержания и не в меру обострённых чувств с эмоциями. И ей до сих пор жарко и томно там, где она пыталась хоть как-то унять разгоревшийся огонь первозданного греха.

Причём в самой окружающей её сейчас спаленке достаточно прохладно из-за экономичного использования газового отопления. Но она почти не ощущает этого, даже когда присаживается на край старой кровати и смотрит своими огромными блестящими глазищами в высокое зеркало на дверце противоположного платяного шкафа, едва ли понимая, что именно она там видит.