— Неудивительно, с такой-то прической, — пробормотал Рауль. Лотофаг печально посмотрел на Дарлин. В его голосе звучали трагические нотки хирурга, который просит медсестру отключить аппарат искусственного дыхания после неудачной операции. — Я сделал все возможное, но не уверен, что этого будет достаточно.

Посадка продолжалась целую вечность. Челнок опускался медленно и очень осторожно.

— Иначе пассажиры могут расплескать вино, — пояснил Рауль.

Когда двери наконец открылись, адонианцы начали грациозно подниматься, прощаться со своими новыми знакомыми и подтягиваться к выходу, распространяя волны розовых, мускусных и фиалковых ароматов. Немногочисленные инопланетные пассажиры, видевшие себя со стороны точно такими же, как Дарлин, — неряшливыми, безвкусными, подавленными, закомплексованными и конечно же безобразными — оставались на своих местах, горько сожалея о своем решении посетить Адонию.

Однако Рауль не стал мешкать и настоял на том, чтобы Дарлин пошла с ним. Выходя из челнока в обществе прекрасного, блестящего адонианца, она поняла, почему Малыш решил закутаться в плащ. Она с завистью поглядывала на его шляпу с широкими полями.

Плотно сжав губы, остро ощущая недоброжелательные взгляды, направленные на нее со всех сторон, Дарлин Мохини перебросила компьютерный футляр через плечо, взяла потрепанную дорожную сумку и приготовилась к дальнейшим унижениям на таможне.

Сейчас она, пожалуй, предпочла бы получить пулю в лоб.

Так вкрался в Божью паству первый вор…

Джон Мильтон. «Потерянный Рай»

Посадка челнока на Пандоре сопровождалась значительно большей тряской, чем на Адонии. Шампанского в полете не подавали; в воздухе витали ароматы дезинфицирующего средства, краски и машинного масла. Разумеется, никаких бассейнов на борту не было — даже туалет казался едва ли не роскошью. Сиденьями служили обыкновенные скамьи с вытертой и потрескавшейся виниловой обивкой. Тем не менее пассажиры не жаловались на неудобства. Все они были солдатами, всем приходилось бывать в гораздо худших местах, и кроме того, на борту находится полковник, сообщивший своему адъютанту, что «эта посадка мягкая, как детская задница, по сравнению с десантными операциями, которые я проводил, когда служил в силах специального назначения».

Услышав это, другие пассажиры — двое лейтенантов и двое рядовых — не осмеливались жаловаться. Они потирали ушибленные копчики и страдали молча.

На самом деле Джамилю тоже очень хотелось почесать копчик, но он знал, как должен вести себя настоящий полковник. За годы службы в армии он видел много такого, о чем предпочел бы забыть.

Когда челнок совершил посадку, в распахнутый люк хлынул ослепительный солнечный свет. Единственная стюардесса весьма привлекательной наружности, чутко реагировавшая на все желания и потребности Джамиля во время полета (что вызвало мрачную зависть у лейтенантов и язвительное веселье среди рядовых), объявила, что пассажиры могут покинуть судно.

Рядовые и лейтенанты дружно посмотрели на Джамиля. Полковник был вправе выйти первым и заставить их ждать, если таково будет его решение. Но Джамиль улыбнулся и небрежно помахал рукой.

— Идите вперед, джентльмены, — распорядился он. — Мы с капитаном подождем.

Рядовые и лейтенанты поспешно разобрали свой багаж, сложенный в заднем отсеке, и бочком пробрались к выходу мимо полковника и его адъютанта. Облегчение, написанное на их лицах, было столь явным, что Джамиль невольно улыбнулся.

Крис, переодетый капитаном с адъютантскими аксельбантами, встал со своего места рядом с Джамилем и отступил в сторону, чтобы дать «полковнику» пройти.

— Капитан, проверьте, ждет ли нас служебная машина, — приказал Джамиль.

— Слушаюсь, сэр, — отозвался Крис и пошел к выходу.

— Капитан! — рявкнул Джамиль.

Киборг повернулся к нему. «Полковник» протянул ему свой саквояж.

— И выгрузите остальной багаж, хорошо?

Крис заморгал, но быстро оправился от потрясения.

— Слушаюсь, сэр, полковник, ублюдок несчастный, — прошептал он. — Смотри не привыкни к этой роли!

Джамиль ухмыльнулся, поддернул обшлага кителя и пошел в носовой отсек, чтобы скоротать несколько приятных минут в беседе со стюардессой. Через иллюминатор он мог видеть, как Крис выносит багаж и складывает его у трапа, потихоньку поджариваясь в лучах знойного пандорского солнца. Пока Джамиль обменивался шуточками со стюардессой, киборг надзирал за выгрузкой большого контейнера, где хранились «аудиовизуальные материалы», которыми полковник собирался воспользоваться в своей предстоящей лекции.

«Похоже, там жарко, как в печке», — подумал Джамиль. Киборг потел в своем тяжелом мундире, стоя возле трапа и ожидая, когда его начальник соблаговолит принять рапорт.

Джамиль позволил себе еще немного расслабиться в прохладной, уютной кабине. Он поговорил с пилотами челнока и выпил бокал холодного апельсинового сока. Стюардесса написала для него на бумажке номер своего телефона. Наконец Джамиль поблагодарил ее и пилотов и спустился по трапу.

За всю свою жизнь он не мог припомнить ничего более забавного, чем вид Криса, салютующего ему.

Джамиль небрежно козырнул в ответ и с деланным изумлением огляделся по сторонам.

— Служебная машина не приехала, сэр, — доложил Крис.

На самом деле Джамиль не был удивлен. Он удивился бы гораздо сильнее, если бы служебная машина действительно выехала им навстречу.

— Выясните, что за чертовщина здесь творится, капитан, — приказал он.

Крис, уже положивший глаз на какого-то несчастного капрала, направился к небольшому зданию диспетчерской службы. Джамиль принялся неторопливо расхаживать взад-вперед. Вскоре до него донесся яростный рев киборга:

— Может быть, кто-нибудь объяснит мне, какого дьявола машина для полковника Джатанского еще не подана к посадочной площадке?

— П-простите, сэр, — запинаясь, ответил капрал. — Мы не получали сообщения о том, что на базу прибывает кто-то из старших офицеров.

— Сейчас разберемся, капрал, — грозно пообещал Крис.

Джамиль воспользовался свободной минутой, чтобы полюбоваться пейзажем.

Пандор был пустынной планетой — по крайней мере, та местность, где они приземлились, представляла собой пустыню. Раскаленный добела солнечный диск плавал в кобальтово-синем небе. Здесь не было необходимости в укладке взлетных полос и посадочных площадок. Большая часть космодрома была покрыта красной глиной, спекшейся под безжалостным солнцем до каменной твердости. Строения вблизи посадочной площадки и на самой базе, которую он мог видеть в отдалении, были низкими каменными зданиями, высеченными из породы того же красноватого оттенка, что и пустынная глина. Зрелище выглядело не слишком привлекательно.