Лично я всегда знаю, откуда взялась та или иная книга. Я знаю, какой клиент и где оставил ее. Я знаю, какая книга была снята с полки каким человеком, потом взявшим еще одну, а потом другую, оставив прежнюю на стуле или «чужой» полке.

Как и в случае с другими посетителями, призрак Флоры оставлял за собой книжный след. Прошуршав в закутке, который у нас известен как «исповедальня», она всегда начинала со своего любимого раздела «Художественная литература», затем переходила к «Научной литературе и мемуарам» и, наконец, проводила тихие исследования в области «Художественной литературы, связанной с творчеством индейцев». Если меня поблизости не было, гостья изучала литературу, разложенную на прилавке. Затем она проходила мимо «Поэзии» и «Кулинарных книг». В конце концов из исповедальни доносилось еще больше шуршащих звуков. Затем наступала тишина. Флора была чрезвычайно набожной католичкой, и, возможно, исповедальня давала ей утешение.

Однажды Флора снова сбросила книгу Лили Кинг с полки. Она повредила ее – как мне показалось, в припадке досады, и мне стало ее жалко. Разве что своим эктоплазменным взглядом Флора могла читать книги, не снимая их с полок. Ей было очень трудно читать книги, не имея возможности открывать их и просматривать страницы. Возможно, она могла разбрасывать бумажные полотенца и сдвигать книги с полок, но у нее не было сил поднять книгу, почувствовать ее тяжесть, взвесить в руках, прежде чем открыть и посмотреть на слова. Мысль о том, что наша обитательница книжного магазина проводит руками по книгам, бесполезно хватаясь за страницы, обеспокоила меня так сильно, что я начала оставлять книги открытыми, если их страницы были достаточно плотными, чтобы оставаться на месте. Страницы так и не перевернулись. В ту же ночь я открыла для Флоры книгу и закрепила каждую страницу одним из гладких базальтовых камней, которые мы держим в магазине в качестве питомцев. Книга представляла собой подарочное издание «Флоры и фауны Миннесоты». Я выбрала ее, потому что она была большой и достаточно гибкой, чтобы открытые страницы можно было удерживать двумя камнями. Позже, однако, я подумала, что, возможно, эта книга была выбрана для меня самой Флорой, потому что ее имя было в названии.

Вторая натура Пенстемон Браун

Пен необычайно худа. Порой создается впечатление, что, вместо того чтобы дать ей нормально расти, ее медленно растягивал какой-то талантливый художник. Талантливый, так как сделал ее руки, ноги, туловище и шею идеально пропорциональными и стройными. Она выглядит грациозной, хоть на самом деле грациозностью не отличается. Пен двигается по-детски нетерпеливо, рывками, особенно когда возбуждена. Она всегда в восторге от Рождества, потому что любит все, связанное с обрядами, ангелами, выдумками, шоколадом и подарками. В эти дни она светится так, словно ее освещает изнутри горящее полено, сжигаемое в сочельник.

– Какой у тебя рождественский ритуал в этом году? – спросила я.

– Буду общаться с ангелами, – ответила она мне. – Особенно с серафимами. А также с духами снега.

Пенстемон живет в гармонии с множеством потусторонних существ. Она эклектичный коллекционер и исследователь всего, что имеет отношение к ее собственному племенному происхождению и другим людям. Теперь, когда речь зашла о праздничных ритуалах, она рассказала мне, что на нынешний Хэллоуин оделась во все черное (что для нее не редкость; так, сегодня на ней была черная футболка, юбка-карандаш, черные браслеты на ногах и черные полуботинки на толстой подошве). Она оделась так, чтобы казаться невидимой, и поехала в особое место на Миссисипи. Там она прокралась в подлесок. Когда вокруг не было ни души, она шпателем вырыла небольшие ямки. В них она спрятала четвертинки сломанного ею компакт-диска. Это была музыкальная подборка ее предыдущего бойфренда, того, о котором она мне однажды шепнула, что прозвала его Нытиком. Пен всегда дает своим парням прозвища. Она только что рассталась с Тряпкой. После Иисусика. Кроме того, в прошлый Хэллоуин она взяла камешки гальки, которые собирала весь год, вымазала грязью и стала петь им на нескольких языках, а для пущей убедительности добавила «Отче наш» на латыни. Что символизировали камешки и по какой причине она выбрала их, она не уточнила, сказав только: «Я избавляюсь от вещей, которые не понравятся моей второй натуре». После исполнения этого ритуала она пошла домой и объелась шоколадным тортом.

Одна из причин, по которым я так люблю Пен, заключается в том, что она включила в свои священные ритуалы шоколадный торт.

– Это был торт «Красный бархат»?

– В смысле?

По какой-то причине Пен выглядела виноватой.

– Вернемся к Хэллоуину. Просто хотела узнать.

Пен посмотрела на меня и покивала.

– Ты что, экстрасенс?

Некоторое время мы работали в тишине, потом у нас появились клиенты, которые хотели, чтобы их книги были завернуты в нашу любимую оберточную бумагу, напоминающую бересту. Я не самый быстрый упаковщик книг. Может быть, клейкая лента запускает у меня механизм посттравматического стрессового расстройства. С моими аховыми навыками я всегда либо приклеиваю к свертку палец, либо склеиваю вместе руки. Но сама продажа книг – это мое. Входит клиент, и я тут же бросаюсь к прилавку. Я живу ради присущего книжному бизнесу человеческого алгоритма, когда спрашиваю, что любит читать клиент, а затем прогоняю книжные названия через мою сеть ассоциаций. Искусство, к которому я неосознанно готовилась, создавая библиотеку в голове. Например, если клиентке нравится автор детективов Луиза Пенни, я рассказываю о Донне Леон. Но она также любит историю, поэтому подсовываю полистать Жаклин Уинспир и Джона Бэнвилла. Но вот небольшой допрос изменил траекторию. Я превозношу Кейт Аткинсон и Ф. Д. Джеймс, предлагаю «Транскрипцию». Она упоминает вскользь, что ей нравится «Дитя человеческое». Я упоминаю «Рассказ служанки», который она, конечно, прочитала, а затем перехожу к моей особенной писательнице, Октавии Батлер. Одна из моих наиболее любимых героинь – озлобленная, сердитая, нежная Лилит. У нее много трансцендентного секса втроем с человеком и инопланетянином-улоем. Ради пущей прозрачности добавлю, что во время периода галлюцинаций я пережила похожий опыт. Наконец предлагаю книгу Ольги Токарчук «Веди свой плуг по костям мертвецов», произношу название, и у меня немного кружится голова, когда я вижу книги, сложенные стопкой на прилавке.

– Ты произносишь это название так, словно оно тебе по душе, – говорит Пен, когда клиентка уходит и магазин остается в нашем распоряжении.

– Мне действительно нравится его выговаривать. Ритм скачет галопом. Это из Уильяма Блейка.

– Я должна была это знать. Иначе какой я продавец книг?

Она замолчала, достала телефон, посмотрела на экран, бормоча что-то о браке рая и ада, и начала вздыхать. Я уловила