Она была задумана не в Белграде, а в Париже, где во вполне демократических правящих кругах имеется консенсус на отвоевание у Германии Эльзаса и Лотарингии. Но в одиночку французам это делать боязно, да и безнадежно, а потому в Париже приняли решение, что воевать должны все страны сразу. Люди, которых послал в Сараево Димитриевич, только выполнили чужой заказ. Дальше все по цепочке. Австро-Венгрия выдвигает Сербии унизительный ультиматум, и в случае неизбежного отказа с радостью начинает боевые действия. В Вене такого повода поквитаться за все с упрямыми соседями давно хотели. Российская империя, во исполнение условий сербско-российского союза, объявляет мобилизацию и выдвигает венским деятелям требование прекратить боевые действия против Сербии. Собственно, Россия – это единственная страна, у которой нет прямого интереса в общеевропейской войне. Конечно, она не отказалась бы от Черноморских проливов, но о них речь пока не идет, потому что Турция временно находится в положении «вне игры». Зато эта война – точнее, победа в ней – для поправки реноме нужна императору Николаю Второму, репутация которого была изрядно подпорчена русско-японской войной и последовавшей за ней общегражданской смутой, с какого-то перепуга названной «первой русской революцией». Увидев мобилизацию русской императорской армии, Германия, как и предусматривается соглашением о Двойственном союзе, объявляет войну России, и заодно Сербии с Черногорией. Ну, чтобы два раза не вставать. В Германии – ситуация обратная российской: кайзеру война прямо сейчас не нужна, он запланировал ее на восемнадцатый год, когда будет готов флот, способный сокрушить могущество Владычицы Морей. Зато в Берлине война нужна людям, именуемым умным словом «истеблишмент». Германские элиты жаждут сокрушить недобитую сорок пять лет назад Францию, а также отвоевать у России жирные черноземы и богатые рудные шахты Малороссии. Идея «Германия превыше всего», будто убийственная бацилла, уже сидит в немецких головах. И самыми последними, (точнее, предпоследними) в войну вступают главные бенефициары и заказчики этого общеевропейского скандала. Последними, вступившими в войну на первом этапе, будут британцы. Повод они найдут, а интерес у них один – предотвращение увеличения германского морского могущества. На все подготовительные танцы с ужимками и игривыми щипками осталось не более трех недель, а потом начнется.

– Интересный анализ… – хмыкнул в седую лохматую бороду Владан Джоржевич, – но скажите, почему именно три недели, а не больше и не меньше?

– Во-первых, – сказал я, – объявленная в Австро-Венгрии мобилизация требует времени, нападать на Сербию армией мирного времени в австрийском генштабе попросту не готовы. Две Балканские войны дали вашей армии боевой опыт, которого нет у австрийцев. Во-вторых – Франц-Иосиф еще до конца не уверен, что хочет втравить свою страну в большую войну. Все предыдущие войны заканчивались для Австрии поражением, и даже мятеж венгерских гонведов подавляли для него русские солдаты. Теперь французские и британские дипломаты будут уговаривать престарелого императора поскорее объявить войну Сербии, потому что у них есть секретные сведения, что Россия не станет исполнять союзнический договор и в войну не вступит. На самом деле все будет наоборот, но зачем заранее волновать пожилого человека? А в Петербурге в то же время царя Николая будут убеждать в том, что вступиться за Сербию необходимо, что французы и англичане – верные союзники русских… А потом в Берлине британские и французские дипломаты будут клясться, что Франция и Британия ни имеют желания воевать за славянских дикарей, после чего кайзер Вильгельм может без опаски объявлять войну России. Насколько я помню, от первых выстрелов на австро-сербской границе до вступления в войну Британии прошло не больше недели.

– Помните? – удивился мой собеседник. – А как же ваше княжество в шестом веке христианской эры?

– Княжество в шестом веке не отменяет того факта, что мой родной мир расположен на сто лет тому вперед от вашего времени, – парировал я. – Если вы купите дом в Вене, то не станете же от этого австрийцем?

– Да, не стану, – кивнул Владан Джоржевич, озабоченно потирая подбородок. – А теперь позвольте узнать, с кем в этой войне будете вы, господин Серегин – и как русский офицер, и как младший архангел, способный ходить между мирами и сотрясать небо и землю…

– В обеих своих ипостасях я буду в этой войне на стороне Сербии и России, – отчеканил я. – Но главная моя задача – не просто одержать победу над врагом, а сделать так, чтобы в этом мире больше никто и никогда не пытался затевать грандиозных мировых войн. И прочих мерзостей, когда кто-то объявляет свою нацию сверхчеловеками, а всех остальных – недоумками-унтерменшами. Так что забудьте свои идейки о сходстве албанцев и обезьян. Выхлоп от этой идеи может оказаться таким токсичным, что от него отравится вся Сербия. Как я уже говорил господину Джоржи, и ад, и рай люди творят на земле своими руками.

В этот момент и королевич Джоржи и Владан Джоржевич посмотрели на меня несколько расширенными глазами.

«Папочка, – беззвучно сказала мне Лилия, – нимб, пожалуйста, спрячь и крылья тоже, а то они у тебя видны уже среди бела дня. Люди пугаются. Они же не знают, что ты у нас добрый и убиваешь только на поле боя…»

«Знают, Лилия, – мысленно вздохнул я, – но не верят. Ладно, постараюсь успокоиться, тем более что мы уже пришли».

Вот она, Площадь Фонтана, и перед входом в Башню Силы – весь наш ареопаг: Дима-Колдун, Птица, Кобра, отец Александр, мисс Зул, полковник Половцев, подполковник Седов, капитан Юрченко, старший лейтенант Антонов, оба моих пажа-адъютанта, а также король Петр, прибывший в мои палестины с краткосрочным визитом. Народа – целая толпа, господин Джорджевич аж оторопел. Хотя, скорее, это реакция на сербского монарха, а не на собравшихся на встречу с ним людей. А король цветет и пахнет. Прошлой ночью мы тихо умыкнули его из спальни, и ночь он провел в ванне с живой водой – и теперь бегает как молодой, и усы торчком встали. Собственно, для белградского «общества» состояние короля Петра «живая развалина» секретом не было, и сейчас его бодрый и даже боевитый вид резко диссонировал с той физической формой, в какой он прибывал всего два дня назад. Небо и земля.

Но папенька Джоржи молодец. Сам сошел с крыльца навстречу господину Джоржевичу, подал тому руку и, склонив голову, сказал:

– Господин Джоржевич, во имя благополучия нашей любимой Сербии позвольте мне попросить у вас прощения и заключить с вами мирное соглашение…

Господин Джоржевич зачем-то оглянулся в мою сторону, потом вздохнул, пожал королевскую руку и сказал:

– Мир, Ваше Величество, исключительно ради Сербии и ее народа.

А я поймал направленный на отца взгляд королевича Джоржи, полный гордости, любви и обожания.

– Благодарю вас, господин Серегин, – шепотом сказал он, – мой отец – это все, что у меня есть, и теперь я ваш покорный