на несуществующие плечи и не способной ни украсить, ни слегка подкорректировать его фигуру. Куртка вся в коричневых квадратиках, каждый размером с сигаретную пачку и дерзко обведен черным. На ней вполне можно играть в крестики-нолики. Коричневая фетровая шляпа надвинута до бровей, вроде как шляпка у гриба. Узкое, треугольное, сосредоточенное лицо самца богомола. Когда Нед представляет меня, мистер Томолилло сгибается в поклоне таком же четком, как ниточка усов над его верхней губой. Его поклон восхищает меня: ведь в салоне настолько тесно, что никто из нас четверых при малейшем движении не может не задеть других плечом или коленом.

В салоне пахнет порохом и каким-то антисептиком. Вдоль задней стены слева направо располагаются: рабочий стол Карми, электрические иглы, прикрепленные к вращающейся стойке с красками, крутящееся кресло хозяина напротив окна, стул с прямой спинкой для клиентов, пустое ведро и оранжевый деревянный ящик, на котором валяются обрывки бумаги и огрызки карандашей. Перед салоном, рядом со стеклянной дверью, стоит еще один стул, к спинке которого прислонен большой плакат с изображением Голгофы, рядом на обшарпанном деревянном столе – картонный картотечный ящик. Над креслом Карми, на стене, среди младенцев и маргариток, висят два выцветших фотопортрета молодого человека: на одном его торс спереди, на другом – сзади. Издали кажется, что на юноше рубашка с длинным рукавом – приталенная, из черного кружева. При ближайшем рассмотрении становится ясно, что на юноше ничего нет: это татуировки ползучим плющом покрывают его тело.

На пожелтевшей вырезке из какого-то старого журнала изображены восточные мужчины и женщины: они сидят на подушках с бахромой, скрестив ноги, спиной к фотоаппарату, на их одеждах вышиты семиглавые драконы, горные цепи, вишневые деревья и водопады. Но реклама уверяет: «На этих людях нет никакой одежды. Татуировки – необходимый знак принадлежности к их сообществу. Такая работа стоит не меньше трехсот долларов». Рядом с вырезкой – фотография лысого человека, череп которого сзади обвивают щупальца спрута.

– Думаю, их кожа стоит подороже рисунков, – говорит мистер Томолилло. – Особенно если натянуть ее на доску.

Но ни татуированный юноша, ни группа восточных людей не идут ни в какое сравнение с Карми, который сам – живая реклама своего мастерства: на правом бицепсе – шхуна под парусом в океане из листьев розы и падуба, на левом – Джипси Роуз Ли[21], изгибающая стан в танце живота; на предплечьях теснятся сердца, звезды и якоря, счастливые номера и имена, лилейники – все это смешивается, расплывается и выглядит как забытый под дождем комикс. По слухам, у Карми, фаната Дикого Запада, от пупка до ключицы наколот вставший на дыбы дикий мустанг с прильнувшим к его спине упрямым, как черт, ковбоем. Однако это может быть и легендой из-за привычки хозяина салона носить ковбойские сапоги из тисненой кожи на высоких каблуках и ремень Билла Хикока[22], отделанный красными камешками, который он надевает с черными брюками чинос. У Карми голубые глаза. Их синева нисколько не уступает той, которая воспевается в песнях о техасском небе.

– Я занимаюсь этим шестнадцать лет, – говорит Карми, прислоняясь к расписной стене, – и, уверяю вас, учусь до сих пор. Первое тату я сделал в Мэне во время войны. Прослышав, что я в этом деле специалист, меня пригласили в Женский армейский корпус…

– Сделать им татуировки? – удивилась я.

– Наколоть номера – только и всего.

– Наверное, некоторые испугались?

– Конечно, не без этого. Но кое-кто пришел снова. Однажды сразу две женщины из этого корпуса заявились в один и тот же день, чтобы сделать тату. Они бормотали что-то невнятное, запинались. «Послушайте, – сказал я им. – Лучше приходите в другой раз, когда будете знать, чего хотите. Какие проблемы?» – «Не то чтобы мы не знали, чего хотим, – пропищала одна. – Просто не решили, куда наносить». – «Ну, если проблема в этом, – говорю, – доверьтесь мне. Я все равно что доктор. Через меня прошло столько женщин, что проблем не будет». – «Я хотела бы три розы, – продолжила тогда она. – Одну на животе и по одной на каждой ягодице». Тогда и вторая набралась смелости: вы знаете, как это бывает, и попросила, чтобы я нарисовал ей розу на…

– Большие или маленькие розы? – Мистер Томолилло не хочет упустить ни одной детали.

– Примерно такие, – Карми показывает на картинку с розами, где каждый бутон размером с брюссельскую капусту. – Крупные. Ну, я выполнил заказ и говорю им: «Дам вам скидку по десять долларов, если вернетесь и покажете мне, как у вас зажило».

– Ну и как, пришли? – хочет знать Нед.

– Конечно, пришли. – Карми выпускает кольцо дыма, оно колышется в воздухе в тридцати сантиметрах от его носа – голубоватое, туманное очертание розы. – Хотите знать, какой бредовый закон у нас существует? – продолжает он. – Я могу покрыть всего человека татуировками. – Он внимательно осматривает меня с ног до головы. – Спину. Зад. – Карми смыкает веки; можно подумать, что он молится. – Груди. Все что угодно, кроме лица, кистей и стоп.

– Это написано в федеральном законе? – спрашивает мистер Томолилло.

Карми кивает.

– Да, в федеральном законе. В салоне есть шторки, – он тычет пальцем в пыльные жалюзи на витрине. – Опущу их, и могу обрабатывать любую часть тела. Кроме лица, кистей и стоп.

– Это, наверно, потому, что они видны, – вставляю я.

– Точно. Возьмите армию, строевую подготовку. Ребята с татуировками не выглядят как положено. Их лица и руки будут бросаться в глаза, они не смогут спрятаться.

– И все же, – возражает мистер Томолилло, – это ущемляет права человека. Полагаю, закон тоталитаристский. В демократической стране каждый может украшать себя как ему угодно. Я хочу сказать, если дама решила нанести розу на тыльную сторону ладони, то…

– …это ее право, – раздраженно заканчивает Карми. – Люди должны получать что хотят, несмотря ни на что. Ко мне на днях приходила одна маленькая дама. – Карми приподнял ладонь на полтора метра от пола: – Вот такая. Захотела иметь на спине всю Голгофу, и я ей это сделал. Работа заняла восемнадцать часов.

Я с сомнением взираю на воров и ангелов на картине:

– Неужели вы нисколько не сократили сюжет?

– Нет.

– Ни одного ангела не убрал? – удивляется Нед. – И передний план не сократил?

– Говорю тебе, ничего. Тридцать пять долларов за работу в цвете – с ворами, ангелами и надписью на староанглийском. Она вышла из салона гордая, как лебедь. Не у каждой коротышки на спине вся Голгофа в полном цвете. Я могу сделать тату по фотографии. Могу перенести на кожу точную копию кинозвезды. Все, что захотят клиенты. У меня есть некоторые рисунки, которые я не вешаю на стену, чтобы не оскорбить чьи-то чувства. Сейчас покажу. – Карми берет картотеку со стола. – Надо жене навести тут порядок, – говорит он, – все ужасно запущенно.

– Ваша жена вам помогает? – спрашиваю я с интересом.

– А, Лора…