Мелинде показать в действии новый вид нашего крема, но так-как никаких ненужных баночек и тюбиков в доме я не нашла, мамины крема трогать не хотела, Мэл мне свои не предложила, а зубную пасту я трогать не стала, то Фейку я намагичу чистыми плетениями, без этих всяких мазюк. Ладно?

- Давай уже, "намагичу", - улыбнулась Мелинда.

- Фейка. Иди сюда, - позвала девчонка.

Рысь, спрыгнула со спинки кресла и ткнулась мордой сидящей Оленьке... как сказал бы "деда", в район "сисег", а по мнению Мелинды в область только-только намечающегося декольте.

- Ну ты и здоровая у меня стала, - девчонка принялась трепать и щекотать мурлыкающую кошку. Фея из маленького котёнка за восемь лет сытой и вольготной жизни, превратилась в матёрого хищника. Правда нрав у неё так и остался весёлым и игривым. - Так, а сейчас замри, - велела хозяйка. Рысь послушно застыла, а Оленька картинно, напоказ родителям, а больше всего Мелинде, дотронулась пальчиком до одной кисточки на ухе Феи.

От кисточки и до подушечек на лапах, по телу рыси пробежала серая волна.

- Слабый концентрат некры, - пояснила девочка.

- Зачем? - удивилась Мелинда, - Ну я понимаю в кремовой массе, он должен разрушить все органические соединения, а на Фейку-то зачем?

- Я сегодня заметила, что она чешется. Может блошки где завелись, так сейчас они подохли.

- Фи, мадмуазель! Как не стыдно?

- А! - легкомысленно отмахнулась Оленька, - Чай не на балу! - девчонка приложила другой пальчик ко второй кисточке кошки. По её телу пробежала светло-зелёная волна.

- Целка! Упс. Целительная магия, так же слабой концентрации, - щёчки Оленьки, запунцовели, - Так. На всякий случай.

Виктория Андреевна возмущённо посмотрела на Мелинду.

- Домашняя девочка? Да? Тянется к знаниям?

- А не подскажешь, кто тебе в гинекологии помогал? Когда я не работала? - выгнула бровь Мэл. Вика стушевалась.

А Оленька продолжала.

- И наконец...ррр - ррр - ррр...барабанная дробь! - девчонка просто легонько подула в нос рыси. По её телу побежала волна, неся с собой видимые изменения. Заматеревшая , восьмилетняя Фея, на глазах превращалась в молоденькую рысь. На первый взгляд специалист дал бы ей года полтора, максимум два. Кошка, хоть и не стала меньше, но значительно постройнела, а её мускулы на груди и лапах, стали мощнее и рельефнее. Но самое главное - шерсть. Вместо бурой с рыжеватыми подпалинами и серыми пятнами разбросанными по всему телу, шерсть помолодевшей Фейки, стала цвета червонного золота. С чёрными пигментными пятнами. И вся Фейка стала такая ладная, аккуратная, как на лубочной картинке. И свет от неё шёл...непонятный, таинственный. А на шёрстке, на ярком свету - сверкали золотые искорки. Как живые. И на кисточках...словно звёздочки сияли.

- Сказка! - воскликнули все трое наблюдателей одновременно.

- Э-э, - протянула Оленька, - слегка перестаралась...

- Господи! - раздалось из дверей в кухню, - Лесная царица!

Все обернулись и посмотрели на Ирину Михайловну, которая, что-то шептала и мелко крестилась.

- Фейка, идём спать, - Оленька позвала свою преображённую и оттого немного пришибленную от всеобщего внимания зверюгу. - Вот увидит тебя Булька, все локотки от зависти поискусает! - девчонка с кошкой, рысью поскакали на второй этаж.

- Баба Ира - отомри! - крикнула Оленька напоследок. Домработница встрепенулась и пришла в себя.

Лишь через полчаса, когда все успокоились, привели себя в более-менее адекватное состояние, Мелинда унесла обратно рисунки и чертежи, а домработница по новой накрыла к чаю, когда Ирину Михайловну, практически насильно усадили со всеми за стол - мотивируя тем, что семейная тайна раскрыта и теперь она для них, практически родной человек - наступила минутная пауза. Все почему-то одномоментно потянулись к чашкам. Через пять минут атмосфера за столом, потихоньку стала разряжаться.

- Баб, Ир, - Мелинда по примеру кузины, не стала заморачиваться с этикетом, - ты не сиди, а вареньица накладывай. Вкусное-то, вареньице твоё. Не успеешь оглянуться, как мы здесь всё подметём.

- Да и наздоровье, - пожала плечами домработница. - Если нравится, ещё наварю. Я если честно, дети, есть совсем не хочу. Всё никак от Оленькиного чуда отойти не могу.

- Да-а, - протянул Викентий Петрович, - чудо, так уж чудо. Удивила дочка. А я правду говоря, не верил. До последнего не верил! Всё думал, что за цирк вы тут устраиваете? С какой целью? Вот вроде бы всё логично. И бизнес-план и чертежи и страшные истины о гостайнах и "разумниках", сжиженный магический концентрат, но червячок сомнений, точит и точит. А как сам увидел, так и дар речи потерял.

- И с чего бы нам с Олькой тебя разыгрывать? - удивилась Мелинда. - Ну теперь хоть, веришь?

- Да куда уж тут деваться?

- А кто эта, Булька? Оленька её упомянула, - поинтересовалась Виктория Андреевна.

- Не, баб Ир. Ну я так больше немогу! - возопила Мелинда, - Что же это такое делается-то! А? Я кто в этом доме? Попугай или трещётка?

- Успокойся, егоза! - усмехнулась Ирина Михайловна. "Ну раз я бабушка, то и отношение к вам соответствующее".

- Ну, как-так успокойся? - "егоза" - которая на самом деле была раза в три если не больше, старше бабушки, просто выглядела не старше 20-ти лет - в бессилии заламывала руки, - Ты помнишь когда я впервые завела разговор об Олькином окружении?

- Помню. Это было аккурат на пробный день в школе.

- Ну? И? Сколько раз я обращала внимание этих двух, поцоватых, на сие обстоятельство?

- Мэл! - не выдержал Викентий Петрович, - Прекращай выражаться этим...этими, - он сделал неопределённое движение рукой, - этими языческими финтифлюшками!

- Финтифлюшками? Между прочим, на этих языческих финтифлюшках, как ты говоришь, ещё ваш Иисус ругался! Где-нибудь в Назарете или этой, как её? Галилее! Вот!

- Иисус не мог ругаться на идиш, - с улыбкой сказала Ирина Михайловна, - он если и ругался, то на иврите или арамейском.

- Да, откуда я там знаю, - отмахнулась Мелинда, - Он же у вас бог. А бог может ругаться где хочет, когда хочет, на кого хочет и вообще на чём свет стоит! А языки значения не имеют! Им хоть на арамейском, хоть на корейском - в одно ухо влетело из другого вылетело! Они