— А вы, случайно, не поинтересовались, откуда этот гражданин, как его там, Слипкин, знает, что в запаянном пакетике именно кокаин? Его осведомленность вам не показалась подозрительной? — задал им каверзный вопрос Сокольский, поставивший незадачливых борцов с наркомафией в тупик. Ну не рассказывать же им начальнику угрозыска, что адвокат сунул им по сотке баксов каждому, дабы они отпустили его с миром и не задавали лишних вопросов.

Сокольскому и без их объяснений было все ясно, но выговаривать гаишникам за то, что их обвел вокруг пальца ушлый адвокат, он не стал. У них есть свой командир, пусть он и разбирается, почему его подчиненные сегодня так облажались. Шибко грамотного адвоката к этому кокаину уже не привяжешь, и надо было решать, что делать с его задержанной подругой. В том, что адвокат ее подставил, Сокольский не сомневался, но просто так освободить ее, как гаишники отпустили Слипкина, девятнадцатилетнюю Илону Березкину было нельзя. Материал об изъятии у нее пакетика с кокаином весом около одного грамма, который она якобы спрятала под ковриком машины адвоката, уже не только зарегистрирован, но и прошел по сводке. Слипкин же проходит по этому материалу лишь как свидетель и, понятное дело, будет до конца стоять на своем, мол, он сам выдал правоохранительным органам свою случайную попутчицу. По факту ведь так и было. Гаишники протокол изъятия составили грамотно, все как положено, с подписями понятых. И хотя сама Илона его не подписала, для нее это мало что меняло. В протоколе было отмечено, что в присутствии понятых она от подписи отказалась, и этого было достаточно, чтобы она уже не отвертелась, ведь адвокат, похоже, не соврал, и в пакетике действительно кокаин, а не бодяга какая-нибудь из смеси крахмала со стиральным порошком.

Когда помощник дежурного привел задержанную Илону Березкину в комнату для допросов, Сокольский приказал ему немедленно снять с нее наручники и предложил ей воды. В идеально подогнанной по фигуре форме, которая ему очень шла, стройный, по-военному подтянутый милицейский подполковник с правильными чертами лица и живым взглядом внимательных глаз Илоне сразу понравился, и она, доверившись ему, рассказала все как было, ничего не утаивая. Выслушав ее, Сокольский пообещал во всем разобраться, и если она невиновна, то ее обязательно отпустят, и даже оставил ей номер своего мобильного телефона.

Освободили ее, правда, только на следующий день ближе к вечеру, когда пришел результат экспертизы, по заключению которой в изъятом гаишниками пакетике оказалась обычная сахарная пудра.

Изумлению Илоны не было предела, ведь она-то точно знала, что там был кокаин, причем высшей пробы. Слипкин ей говорил, что отдал за него по сто евро за дозу и при ней его нюхал. Илона, конечно, сразу догадалась, что чудесное для нее превращение кокаина в сахарную пудру произошло не без участия подполковника Сокольского, и ей захотелось как-то его отблагодарить. Номер его мобильного телефона, который он дал ей вчера, она заучила на память, но перед тем как позвонить ему, нужно было сначала привести себя в порядок. Ей казалось, что она вся пропиталась запахами «комнаты для доставленных», где ей довелось отсидеть почти сутки, и в таком «протухшем» виде она даже по телефону не могла себе позволить общаться с Сокольским. Вернувшись домой, она минимум час отмокала в пенной ванне, наполненной ароматами бергамота, жасмина, мяты и лаванды. После ароматизированной ванны она высушила феном волосы, обновила маникюр и только после этого позвонила ему.

Сокольский ответил после первого же гудка и предложил ей подъехать к нему в Управление — постового он предупредит, чтобы ее пропустили. Илона долго уговаривать себя не заставила и уже через час распивала чаи в служебных апартаментах начальника городского розыска, пытаясь по обстановке в кабинете определить характер и привычки его хозяина. Но серые жалюзи на окнах, стандартная офисная мебель, огромная карта города на стене, составленные буквой Т столы для проведения совещаний и два массивных уродливых сейфа ровным счетом ни о чем ей не говорили.

Она понимала, что подполковник не мог не оценить достоинства ее фигуры, но при этом он не пялился на ее ноги и не раздевал взглядом. По первому впечатлению нельзя, конечно, судить о человеке, и при более близком знакомстве с ним ее вполне могло постигнуть разочарование, но женская интуиция подсказывала ей, что разочарована она не будет. Ведь он и не стремился выглядеть в ее глазах героем. Не пытался, как другие мужчины, понравиться ей. В нем не было фальши. Он был естественен в каждом своем жесте, и Илона почувствовала такое доверие к нему, будто знала его всю жизнь. Оказалось, что Сергей Сокольский знал ее отца, Михаила Григорьевича Березкина, с которым он в свое время служил в одном авиаполку в заполярном поселке Африканда, где прошло все ее детство.

Для Сокольского воспоминания об Африканде значили не меньше, чем для Илоны, как, впрочем, и для всех, кому довелось жить и служить в этой точке на карте со столь странным для Крайнего Севера названием. Подарили поселку столь неожиданное для Заполярья название инженеры-путейцы, прибывшие сюда в необыкновенно жаркий для этих широт день. По местной легенде один из них сказал: «Ну и жара, просто Африка!», другой подтвердил: «Н-да», так в память об их первых впечатлениях и появилась на Крайнем Севере своя Африканда, причем целых две — Африканда-1 (железнодорожная станция и военный городок) и Африканда-2 (рабочий поселок). Теперь здесь грустно и тоскливо. После расформирования авиаполка, вокруг которого и крутилась вся жизнь в этом военном городке, оставшиеся без присмотра сооружения ветшают и разворовываются, опустевшие дома стоят без окон и дверей, и легендарная Африканда потихоньку умирает, превращаясь в город-призрак.

Но более всего Сергея Сокольского огорчил рассказ Илоны о том, как трагично сложилась судьба ее отца после Африканды. Когда их авиаполк расформировали, Михаил Березкин вместе с семьей вернулся в родной Слобожанск. На гражданке подходящей для него работы не нашлось, и бывший летчик-истребитель занялся частным извозом на своих «Жигулях», которые приобрел еще в Африканде. Однажды он, как всегда рано утром, уехал таксовать и больше домой не вернулся. Машину с трупом ее отца нашли только поздно вечером далеко за городом. Михаил Григорьевич погиб за рулем от рук убийц: удавка намертво впилась ему в шею. На правой руке трупа был отрезан безымянный палец, на котором погибший носил массивное обручальное кольцо, отлитое на заказ из золота самой высокой пробы. После увольнения из армии Михаил Григорьевич располнел, кольцо с каждым годом снималось все труднее, но менять его он не стал. Кольцо сидело так плотно, что, казалось, вросло в палец, поэтому убийца не церемонился. Мать Илоны ненадолго пережила мужа. После его убийства она как-то сразу состарилась, и через год ее свел в могилу рак желудка.

Сокольский помнил это дело, тогда в Слобожанске была целая серия убийств таксистов, но найти преступников так и не удалось. Илона же после трагической гибели отца от рук грабителей теперь в каждом бандите видела убийцу своего отца. И вот теперь она сама застрелила человека, а свой «гонорар» в пять тысяч баксов уже успела потратить на шопинг по бутикам, накупив себе кучу всяких топиков, маечек, стильных ремней, джинсов, кед, сумочек, браслетиков, ожерелий и люксовой косметики.