ребенок? Я трясу головой. Но как раз в тот момент, когда я собираюсь плюхнуться на кровать, дверь распахивается, и появляется он, в одной руке мягкая люлька, такая, как для пола, а в другой — настоящий ребенок.

— Папа? — Я снова зеваю, пока ребенок причитает. — Что происходит? Чей это ребенок? Почему он у тебя?

— Заткнись, маленький ублюдок! — Он бросает люльку на пол рядом с моей кроватью, кладет в нее ребенка, голубое одеяльце бессистемно обернуто вокруг его тела.

Малыш продолжает плакать, его маленький розовый ротик жалобно кривится. Я спускаю ноги на пол и смотрю на него, не зная, что делать. Я никогда раньше не держала ребенка на руках. Что, если я сломаю его? Уроню?

— Почему он здесь? — Я взглянул на отца. — Где его родители?

Отец скрещивает руки и смотрит на меня.

— Он мой.

Я замираю.

— Прости, что? — Я уверена, что неправильно поняла.

— Он мой ребенок. Он будет жить с нами.

Нет! Нет! Нет! Он не может здесь жить.

— Что?

— Ты меня слышала, — рявкнул он. — Ты знаешь, как я ненавижу, когда ты задаешь мне вопросы.

— Я не понимаю, — продолжаю я. — Где его мама?

— Она в тюрьме.

— В тюрьме? — Это, должно быть, какая-то шутка.

— Ты собираешься повторять все, что я говорю? Ты что, тупая, что ли?

— Кто о нем позаботится? — Мой отец точно не позаботится. У него нет ни одной заботливой косточки в его подлом теле.

— Он твой брат. Ты будешь заботиться о нем.

Мой брат? Боже мой. Он мой брат... если только отец не врет, что этот мальчик действительно его.

— Папа... — Я кричу, когда ребенок кричит изо всех сил. — Мне всего пятнадцать. Я ничего не знаю о детях. Я не могу этого сделать.

— Что, блять, сложного? Ты кормишь его, переодеваешь и укладываешь спать. Перестань вести себя так, будто это чертовски сложно. Твоей прабабушке было пятнадцать, когда она родила своего первого ребенка. Ты могла бы научиться кое-чему.

— Я даже не знаю, как его держать, — шепчу я, не уверенная, что отец слышит меня за громкими рыданиями маленького мальчика.

— Элисон тебе поможет, — говорит он о мисс Греко. — Я уже написал ей сообщение. Она увидит его утром, прежде чем приедет завтра.

— А как насчет еды? Памперсы?

— У меня есть все это. На кухне. Один из моих парней взял все, что жена велела ему взять. Есть бутылочки и пустышки, чтобы заткнуть рот ребенку. — Он поднимает кулак вверх. — Следи за тем, чтобы он вел себя тихо, когда я дома, слышишь?

А что, если я не смогу? Я хочу спросить. Ты причинишь ему боль? Мои брови сдвигаются, когда я слезаю с кровати, становлюсь на колени рядом с ребенком, глажу его мягкие щечки, и вдруг он перестает плакать. Просто так. Бедняжка просто хочет чьего-то прикосновения. Мое сердце, оно болит.

Тебя не должно быть здесь.

Я тянусь к нему, обеими руками обнимаю его, подкладывая одну под его крошечную головку, другую — вокруг его попы, как в одной из прочитанных книг, и надеюсь, что делаю все правильно, даже стараясь не дрожать.

Я позабочусь о тебе, обещаю.

— Как его зовут? — спрашиваю я, не в силах оторвать взгляд от этого красивого мальчика.

— Робби.

— Приятно познакомиться, Робби. — Я ухмыляюсь. — Я твоя сестра, Аида. И я буду любить тебя.

— Один из моих ребят отдаст мне старую кроватку своего ребенка и еще кое-что, так что завтра я поставлю ее сюда. — Я перестаю его слушать, сосредоточившись на новой жизни в моих руках.

Он поворачивается к двери.

— А если мне что-то понадобится? — быстро спрашиваю я. — Что, если мне понадобится помощь с ним?

— Я ни хрена не знаю, — выплюнул он, его лицо исказилось от злости. — Выясни это с Элисон.

Он уходит, захлопнув за собой дверь, но Робби не обращает на него внимания. Он засыпает у меня на груди, как будто все остальное не имеет значения.

На следующий день, когда мы оба сидели на полу в ванной, мисс Греко объясняла мне, как надо купать Робби:

— Губкой нужно аккуратно провести по его голове. — Как только мой отец принес вещи для ребенка, мы с мисс Греко разложили их по дому.

— И никогда не трогай мягкое место ребенка. — Она нежно проводит по нему кончиком пальца. — Вот здесь.

— Хорошо. Могу я попробовать помыть его сейчас? — Я поворачиваюсь, чтобы удобнее устроиться в ванночке для младенцев.

Она протягивает мне губку, и я принимаюсь за работу, выдавливая на нее немного средства для мытья тела, а затем протираю ею волосы Робби, пока он воркует, его руки двигаются роботизировано.

— Это замечательно. Ты все верно делаешь. Ты прирожденный мастер. — Она улыбается так, будто гордится мной, как, я думаю, смотрела бы на меня моя мама, если бы была жива. Разве плохо, что я хочу, чтобы мисс Греко действительно была моей матерью? Я люблю ее больше, чем родного отца.

— Спасибо. Я даже не могу в это поверить. У меня есть брат.

— Я тоже не могу в это поверить, — тихо говорит она, присаживаясь на колени и наблюдая за мной с ним. — Похоже, ты ему очень нравишься.

— Он просто такой очаровательный. И у него самые красивые голубые глаза, которые я когда-либо видела.

— Они особенные. — Она вздыхает, когда я опускаю губку в угол ванны.

— Я буду рядом, чтобы помочь тебе всем, чем смогу. Ты не одинока в этом. — Она кладет ладонь мне на плечо. — Я буду ночевать у тебя как можно чаще, когда не буду помогать маме.

Я киваю, смотрю на нее, чувствуя, как меня охватывает облегчение. Ее мама нездорова. У нее диабет.

— Спасибо. Я не смогу сделать это одна, — вздыхаю я.

— Никто не может, особенно ребенок. То, что он делает, неправильно, — шепчет она. — И я ни на минуту не верю, что мать этого ребенка в тюрьме.

Мои глаза расширяются.

— Ты думаешь, он украл ребенка?

— В конце концов, это твой отец.

Мой пульс заколотился.

— Боже мой. Это ужасно, если это правда.

— Я знаю. Но, зная его, я не ожидала ничего другого.

Когда мы закончили мыть Робби, она осторожно взяла его на руки, а я взяла полотенце со стойки.

— Ты готова? — спрашивает она, придвигая его ко мне, и мое сердце колотится, когда я готовлюсь прижать его к себе, нервничая, что могу уронить его в таком положении.

Но как только он оказывается в моих руках, я оборачиваю его полотенцем и осторожно кладу на