Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Адам посигналил, Катя вздрогнула. Он тронулся с места. Увидев в зеркало заднего вида микроавтобус «фольксваген», он сбросил скорость.
— Ты знаешь, а это мое, я мог бы сделать неплохую карьеру контрабандиста-любителя. Проходишь, как нитка сквозь ушко.
Адам еще раз посигналил, когда голландцы его обгоняли.
— Смотри, у них прямо глаза на лоб полезли! — Адам помахал им рукой. — Да что случилось? Что с тобой?
Слезы бежали у нее по щекам к подбородку и оттуда капали на свитер. Адам протянул ей свой носовой платок в синюю клетку. Но так как она не взяла и даже, кажется, не заметила его, он положил платок ей на колени, между наполовину сомкнутых ладоней.
— Прости, — сказал Адам, — я же не знал!
Катя высморкалась в платок. Она опустила голову, словно рассматривая круглый стол и стоявшие на нем пустые чашки из-под кофе.
— Невозможно просто так захлебнуться.
— Тоже мне специалист. В реках все по-другому, а когда кругом темнотища и на спине у тебя такая тяжесть, а когда у тебя голова уходит под воду, когда тебя затягивает вниз, вот тут ты начинаешь паниковать. Чувствуешь только, что это сильнее тебя.
— Я бы ни за что туда не полез, я бы лучше сдался им.
— Когда ты туда смотришь, вглядываешься в другой берег, река кажется все уже и уже, и ты думаешь: ну давай, вперед, чем скорее, тем лучше, не раздумывай. Боишься только пограничников и собак.
Адам попытался взять ее руки в свои. С соседних столиков на них смотрели. Он подвинулся ближе к Кате.
— С этим невозможно бороться, вообще никак, тебя схватывает и закручивает, некий злой ангел, ты бессилен…
— У тебя получилось.
— Мне просто повезло.
Она вытерла слезы и потянула носом. Вдруг она прислонилась к нему, положив голову ему на плечо. Он подвинулся еще ближе и одной рукой обнял ее. Погладил по волосам, по затылку. Рассмотрел ее шею, замок тоненькой серебряной цепочки. Если бы официант пришел секундой позже, он бы, наверное, поцеловал ее, ровно в то место под застежкой, в тот выпирающий шейный позвонок, с которого он начинал снимать мерки каждой своей клиентки.
Официант положил рядом с тарелками завернутые в белые салфетки приборы, открыл банку с горчицей и, словно стараясь сделать это незаметно для других гостей, подсунул под край тарелки Адама две маленьких упаковки кетчупа. Не сказав ни слова, он удалился.
Катя вновь села прямо.
— Вот, — сказал Адам и пододвинул к ней стакан минеральной воды.
Катя отпила глоток, подержала стакан в руках, а потом залпом допила всю воду. Она снова высморкалась и положила платок в карман брюк. Адам развернул приборы и протянул их ей:
— Тебе сейчас главное подкрепиться.
— Ты куда сейчас поедешь?
— А тебе куда нужно?
— В посольство — в правильное, конечно, — в Будапешт.
— Я тебя отвезу.
Адам попытался открыть одну из краснобелых упаковок. Вновь отложил ее, вытер руки и попробовал еще раз. В конце концов он решил открыть ее зубами и начал дергать изо всех сил.
— Я не могу на это смотреть, — сказала Катя, взяла себе другую упаковку и безо всяких усилий открыла ее.
Из малюсенького отверстия Адам выдавил на сосиски немного кетчупа. Несколько брызг попало на стол.
— Ты вообще кто по профессии?
— Портной, дамский портной.
— Тебе надо бы знать такие маленькие хитрости.
— Если хочешь, я тебя с ног до головы одену.
— Вот отчего у тебя мозоль? — Она показала на большой палец его правой руки. — А я думала, ты на гитаре играешь.
Они молча ели. Адам был рад, что не поцеловал Катю в шею.
— Может, здесь и шоколадки продаются? — спросила она.
Адам повернулся в сторону буфетной стойки. Они встали. Катя прижала указательные пальцы обеих рук к стеклянной витрине около кассы.
— Детский шоколад? Детский шоколад! — сказал он и начал руководить рукой официанта при помощи кивков и мотания головой. — Kettö! — Адам выставил вверх два пальца. Попросил еще четыре бутылки воды и расплатился.
На улице они сели на скамейку, держа в руках по упаковке шоколадок, и начали вытряхивать из них по дольке. Разворачивали одну дольку за другой и клали себе в рот: Адам целиком, Катя — откусывая по половинке.
— Что-то случилось? — спросил Адам, когда Катя вдруг перестала жевать и в упор уставилась на тротуарную плитку.
— Еще чуть-чуть, и передо мной бы вся жизнь пронеслась, как в кино.
Адам ждал, что она скажет что-нибудь еще.
— Ты хочешь сказать, ты бы захлебнулась? — спросил он наконец.
— То, что я нащупала дно, было просто случайностью. Все остальное — дело тренировки, я много тренировалась.
— Плавание?
— Гребля. Сначала на одиночке, потом на двойках, на четверках, до семнадцати лет, а потом надоело.
— Просто ты не тем видом спорта занималась.
— Я как сумасшедшая барахталась, чтоб выбраться оттуда.
— А ты вообще откуда родом?
— Из Потсдама. Я так хватала ртом воздух, что чуть без легких не осталась, а потом замерзла до полусмерти. У меня ведь все промокло, сумка пропала, ни денег, ни паспорта, ничего!
— И все это ради женатого японца?
— То есть?
— Ты же сама говорила.
— Нет.
— Да, конечно, ты это говорила!
— Эх, да я всю жизнь хотела уехать.
Адам отдал ей последнюю остававшуюся у него дольку детского шоколада.
— Спасибо, я ее припрячу, это мой НЗ. Так ты сейчас поедешь в Будапешт?
— Придется, наверное.
— Вовсе не обязательно.
— Ты же видишь, что бывает, когда ты остаешься без присмотра.
Катя сложила фольгу в пустую коробку из-под шоколадок.
— Я кажусь себе полной дурой, я себя вчера так странно повела. Хочешь секрет?
— Давай! Какой?
— Эльфи все время издавала какие-то звуки, как будто хотела меня успокоить. Не веришь?
— Верю, верю, — сказал Адам. — Ну что, пошли. Если хочешь, я тебя понесу.
— Вот было бы здорово, хотя бы чуть-чуть.
Они встали, взяв по две бутылки с водой, оставили пустые упаковки из-под шоколадок на скамейке и пошли к машине.
Они поехали по указателям в сторону центра и нашли свободное место на стоянке на берегу Дуная, между мостом Ланцхид и мостом Эржбет. На улице Ваци они встали в очередь за мороженым. Адам смотрел, как продавец опускает вниз рычаг мороженицы. Мороженое, извиваясь, ложилось в вафлю, ползло наверх и быстро достигало опасной высоты, пока его кончик в какой-то момент не ломался и не застывал.